— На Стене попаданцы из сотен миров. Какова вероятность, что столько бывших знакомых соберутся в одном месте тем или иным способом? — спросила Тия.
— Вероятность ненулевая, — сказала Сайна, в глазах которой засияли числа.
— Стене свойственно разыгрывать сценарии, — задумался я вслух. — Кто ещё отсюда у нас? Я точно нет. Манри, Эстель, Белка, Аси. Кто ещё? Хантер, Нэсса?
Они отрицательно покачали головами. Посмотрел в сторону лиговцев и новичков. Тоже нет. Хотя многие полагаю просто не помнят.
— Меня считать не надо, — помахал руками Рамилен. — В мою бытность в пещерах жили крысы, а параноики с шизой не создавали некромантский орден. Хотя нет, вру, один был. Собственно, его магистр меня и прикончил, хаха! Но это точно не наши.
— Мерлин? — я перевёл взгляд на мага. Тот молчал. — Мерлин⁈
— Да какая в хрен разница? Моё желание не менялось с первого дня пребывания в Стене. Даже в прошлой жизни, судя по дыре между девятнадцатым и двадцатым. Тогда не вышло, а сейчас…
— А сейчас?
— А сейчас возможно кроме этой Стены больше ничего не осталось, — он с какой-то тоской посмотрел на Эстель. — Но если ты хотел узнать, есть ли у меня трепетные чувства к этой локации то нет, обычный зомбятник. Разнести бы его к чёртовой бабушке и ехать дальше. Фильтров они, блин, навыдумывали. Я здесь точно никогда не был, официально заявляю.
Что-то он действительно вспомнил, о чём не хотел говорить. Он был дендроидом, как и я, и общая суть навыка растительной эмпатии помогла мне ощущать его чувства. Но на это место и некросов которых мы повторно убили, ему действительно было плевать.
— Тем не менее, это похоже на некий сценарий, — сказал Странник. — В теории о скрытом фильтре что-то есть. Каждый сектор будто по-своему рассказывает некую историю. Я встречал сектор, в котором Система спрятала осколки павшего бога гоблинов… или история четырнадцатого сектора…
— Это там где властвует Цвет?
— И он тоже. Цвет везде за пятнадцатым. Помнишь, я рассказывал об Иване-Мудреце, который потерпел поражение в Оазисе? То, что там сейчас происходит — расплата за попытку, которая обернулась провалом. Сейчас там как в двадцатом и двадцать шестом, правят пустотники… хотя нет, двадцать шестой уже необитаем. Хостер…
— Если так, то ключевой в нашем секторе является история о падшей богине Отчаянья, чьё имя навеки забыто, — сказал Манри. — Может ли быть так, что на дне Стены находится…
— … главный злодей этой сказки? — понял я. — Ты это хочешь сказать.
— Или Мортис, богиня смерти из этой легенды, — сказал Странник. — Я склонен верить в эту теорию. И если так, то я рад, что ты никак не связан с ней, Арктур. Так будет проще.
— Думаю, в норме участники этих историй вообще не должны были попадать в тела проходчиков. Эстель, ты часом у нас не беглый бог? — спросил я у искателя, но посмотрел при этом на Альму.
О родстве Мисы Зеркальной с богиней смерти она сама как-то упомянула.
Возможно, ключом в двадцать втором служит легенда о дочерях смерти. Зародилась она в мире, откуда родом Манри, Белка, Аси, Эстель и, возможно, Сайна и Хантер. Из них Манри — гарантированно монстр стены, его духовный ресурс равен нулю. В то, что Система привела его куда ей хочется, я легко готов поверить.
А вот то, что шестеро независимых проходчиков оказались связаны общим прошлым в одной из далёких жизней, по которым был создан глобальный сценарий сектора… Статистически шанс случайности действительно ненулевой, но ничтожно малый.
— Значит, на дне Мортис или та безымянная богиня? Про богиню смерти я вообще ничего не знаю, кроме того что вся магическая некромантия идёт от неё. Видел как-то статую этой богини. Сразу видно — любит промывать мозги.
— Ничего красивей неё нет и не может быть, — сказал Манри. — Так говорят те, кто её видел. Лишь для представителя моего вида это не так. Для меня совершенной всегда будет Каталина.
— Хе, может она тупо ревновала? — усмехнулся Мерлин. — Свет мой зеркальце скажи, всё как по канону!
— У богини Смерти было три дочери. Холод божественной навы встретился в них с огнём сердца тари. У навов редко бывает потомство с другими видами, слишком их суть несхожа с остальными. И каждая унаследовала половину дара Любви и половину дара Смерти…
Манри прикрыл глаза и коснулся статуи, затем продолжил:
— Любовь старшей была абсолютной. Не способна она была испытывать к другим ничего, кроме любви и сопереживала каждому. Она не терпела равнодушия и жестокости, потому всегда стояла стражем справедливости за тех, кто был обижен несправедливостью. Младшая же…
Рейд замер, слушая слова бывшего тари. В той или иной мере эту историю слышали многие. Даже я краем уха, слышал разговоры в рейде о разных легендах. Альма так и вовсе побелела как мел и застыла с непривычным для неё страхом на лице. С её страстью к книгам, она наверняка уже изучила распространённые легенды.
— … Младшая унаследовала жажду любви, но не способна была сама к сопереживанию. Чтобы хоть что-то чувствовать, она сводила разумных с ума, чтобы хоть на миг ощутить себя живой и забыть о той гнили, что прячется в её душе. Чужая боль стала для неё величайшей сладостью, а пожирание счастливых судеб — единственной страстью. Подобно Нефтис, что любила всех, Сехмет была той, кого все любили. И через эту любовь она разрушала их изнутри, выжимая досуха и отбирая все пути судьбы, кроме дороги боли…
— Хватит! Ненавижу эту легенду, — прервала рассказ Альма. — Так что даже не продолжай.
Манри очнулся от транса, открыл глаза и оторвался от статуи.
— Почему? — спросил я у Альмы. — Возможно нам придётся однажды валить эту тварь.
— Едва ли это существо можно уничтожить так просто, — сказал Рейн. — Я слышал достаточно о создателе мёртвой магии.
— Мёртвая магия в Стене лишь одна из множества угроз, которые ждут проходчика, — подал голос Странник. — Я видел сектор, который уничтожили элементали радиации. Пустота обычно вредит чужими руками. Стихия-паразит. Но на нижних уровнях обитают существа, которые охотятся на богов.
—