Но эти взгляды…
Проклятые мужские взгляды, которые ползают по ее коже, словно мерзкие пауки. Я слежу за каждым движением их глаз, за каждым взглядом, украденным у моей собственности.
Ревность поднимается волной цунами, захлестывает разум. Хочется вырвать им глаза, размазать по стенам, оставить только нас двоих в этой комедии притворства.
МОЯ. Это слово стучит в моей голове, как отбойный молоток.
Свадебные ритуалы как кандалы, которые я сам выбрал. Вчерашняя церемония с хной была пыткой: я наблюдал, как она сидит неподвижно, пока женщины голосят о женской доле. Ее отвращение можно было резать ножом, и я задыхался от желания схватить ее и унести прочь от этого театра.
Утренние омовения… Воображение рисовало ее в бане – тело, блестящее от влаги, пряди волос, прилипшие к затылку. Я мечтал оказаться рядом, чтобы вода стекала с ее кожи сквозь мои пальцы.
Красная лента, связывающая наши руки, трепетала от ее дрожи. Ледяная ладонь в моей руке – как прикосновение смерти. В венах закипала ярость. Мне не нужен ее ужас, мне нужна ее страсть.
Раньше я мечтал сломить ее дух. Эту заносчивую девчонку, которая осмелилась бросить вызов Амиру Демиру. Но сейчас… Сейчас я понимаю, что сломленная Элиф перестанет быть Элиф. Я жажду укротить стихию, а не превратить ее в болото.
Выкатывают свадебный торт – монстра в золотой глазури и сахарных цветах. Памятник моему могуществу. Мы стоим плечом к плечу, нож лежит в наших соединенных руках, ее пальцы касаются моих.
Арктика встречается с вулканом. Хочется переплести пальцы, сжать их до боли, присвоить себе навсегда.
Она смотрит на что угодно – на торт, на гостей, на потолок – только не на меня. Это как пуля в колено.
Мы разрезаем торт, а я представляю, как стягиваю с нее этот наряд, как мои ладони ласкают ее тело, как она наконец поднимает на меня взгляд – не полный ненависти, а горящий желанием. Чтобы она выкрикивала мое имя – не в агонии, а в экстазе, который сожжет нас дотла.
Аплодисменты гостей сливаются в белый шум, но я различаю каждый ее вздох. Слежу за венкой на ее шее, за выбившимися из прически локонами. Мне так хочется коснуться губами этой точки, где пульс отмеряет ритм жизни, заставить ее сердце биться в такт моему.
Процессия направляется в спальню. Красные ленточки, здравицы, музыка – все растворяется в реве крови в ушах. Ее рука в моей – ледяная, дрожащая. Страх. Этот проклятый страх возводит между нами китайскую стену.
Дверь захлопывается. Наступает густая тишина.
Элиф застыла посреди комнаты, ее платье переливается в мягком свете, рубиновые камни на шее горят, как капли крови. Моей крови.
Ее взгляд встречается с моим – бешеный, непокорный. Она цела. Не сломлена. И это пробуждает во мне хищника, дремавшего в глубине души.
Обычай первой брачной ночи – дикость, но меня это устраивает. Простыни, пропитанные доказательством ее невинности, – элемент спектакля. Мои агенты все выяснили: московские годы, институт, затворничество. До меня у нее никого не было. Она чиста, как и предполагалось, но меня волнует не это.
Я хочу ее не из-за традиций предков. Хочу, потому что она – стихия, который может стереть с лица земли все, что я строил. Ураган, способный погубить или возвысить.
– Элиф.
Делаю шаг. Она стоит на месте – гордая, несгибаемая. Руки сжаты в кулаки, готовые к схватке.
– Хватит спектаклей. Ты принадлежишь мне. Здесь. Немедленно.
Ее зрачки расширяются и пылают, губы приоткрываются, чтобы ответить, но я не позволяю. Ладонь ложится на ее бедро, притягиваю ее к себе, и ее грудь прижимается к моей.
Веду губами по шее, туда, где под тонкой кожей пульсирует артерия. Она вздрагивает, дыхание становится прерывистым, но Элиф не отстраняется. Пока не отстраняется.
– Ты ошибаешься, Амир, – голос дрожит, но в нем звучит непоколебимое упрямство. – Моя плоть – это не моя душа.
Усмехаюсь. Ее вызов подливает масла в огонь желания. Она попала в точку – я не овладею ею, пока она сама не решит отдаться. Но я добьюсь этого решения. Любой ценой.
Рука скользит по спине, по шелковистой ткани, она застывает, но остается на месте. Между нами проскакивает разряд – молния, которую ощущаем мы оба, но никто не признается.
Отступаю назад. На полшага. В ее глазах мелькает недоумение – она ждала принуждения, грубости. Но я хочу большего. Хочу, чтобы она сама шагнула в мою пасть.
– Ты станешь моей, Элиф, – произношу я, и каждая буква – священная клятва. – Не потому, что я тебя принуждаю. А потому, что ты сама этого захочешь.
Молчание. Но глаза выдают все: бешенство, непокорность… и проблеск того, что она пытается в себе задушить.
Я одержу победу в этой битве. Не грубой силой – соблазном.
Потому что где-то в глубине души, рядом с жаждой власти, поселилось нечто иное. Нечто, что пугает больше, чем любой противник.
Нечто такое, за что можно отдать империю.
А может быть, это уже произошло. Может быть, я уже отдал ей все – корону, трон, душу. И теперь остается только ждать, когда она соблаговолит принять мой дар.
Или разорвать на части.
Элиф стоит, и в ее позе читается решимость сражаться до конца. Каждая линия ее тела – вызов, каждый изгиб – обещание боли тому, кто посмеет взять ее силой.
Но я не собираюсь брать силой. Я буду ждать.
Потому что, когда она сдастся – а она сдастся, – это будет полная, безоговорочная капитуляция. Не тела. Души.
– Знаешь, что смешно? – говорю тише, почти шепотом. – Я был готов стереть тебя с лица земли. Растереть в пыль. А теперь…
Замолкаю. Подхожу к окну, за которым мерцают огни Стамбула.
– Теперь я готов сжечь весь мир, лишь бы ты мне улыбнулась. Один раз. По-настоящему.
Поворачиваюсь. Она все еще там, все так же прямо держит спину, но что-то изменилось в ее лице. Трещина в броне?
– Это не любовь, Амир, – говорит она уже не так уверенно. – Это одержимость.
– А разве есть разница? – усмехаюсь. – Любовь, одержимость, безумие – все это синонимы. Когда речь идет о том, что ты не можешь контролировать.
Делаю еще один шаг к ней.
– Ты можешь ненавидеть меня, – продолжаю хриплым голосом. – Можешь проклинать тот день, когда мы встретились. Но ты не сможешь игнорировать то, что происходит между нами. Эту искру, которая готова разгореться в пожар.
Приближаюсь еще на шаг. Теперь между нами всего несколько сантиметров.