Непонятно, но чертовски интересно. Я ускорился, стараясь не отставать от Ирмы, чья спина маячила впереди.
— А что за кошка? — спросил я, чувствуя, как пот стекает по виску. — Почему она взбесилась, знаешь?
Стёпа пожал плечами, чуть не споткнувшись о корень, торчащий из земли.
— Чёрт её знает, Макс. Барут год в городе ошивался, вернулся уже с ней — здоровенная, шерсть рыжая, с белыми полосами, глаза страшнющие. Говорят, Барут собирался проводить её эволюцию у Григория, чтобы она стала ещё сильнее. Но что-то пошло не так. Но такие кошки непростые, родители купили. Дорогая!
Я кивнул, впитывая информацию, как губка.
Эволюция? Что-то, что усиливает зверей.
Память Макса подсказала общую картину ещё раз. Звероловы проводят определенные манипуляции по уходу за зверем — процесс долгий, но результат слишком хорош. Навыки становятся сильнее, животина опаснее, а статус Мастера — выше!
Но питомцы — они как оружие, которое нужно держать на коротком поводке. А если поводок рвётся…
Мы выбежали на главную улицу деревни, и я невольно замедлил шаг, оглядываясь. Да и марш-бросок для меня оказался слишком серьёзным, в боку кололо, а дышал тяжело, будто пробежал километра три бешеным темпом.
Исправим! Хорошо, что уже на месте.
Дома из потемневших брёвен и серого камня жались друг к другу. Над крышами вились дымки, пахло углём, свежим хлебом и чем-то кислым, как будто где-то рядом варили снадобье.
У лавки алхимика уже собралась толпа. Люди перешёптывались, кто-то тыкал пальцем в сторону леса и кричал, что кошка убежала именно туда.
Я сразу заметил Виолу, внучку старосты, ещё издали — она стояла у входа, скрестив руки, и её взгляд был острым, как лезвие. Макс знал её.
Высокая, худощавая, с длинными светлыми волосами, заплетёнными в тугую косу. На руках — красные татуировки Зверолова, ярче моих. Уже пробудила силу рода обрядом? Похоже, денег у старосты хватает. Почему Макс ничего не знает о её родителях?
На Виоле был тёмно-зелёный плащ с серебряной вышивкой, облегающий её фигуру, а на плечах — накидка, явно дорогая, с узором из листьев. Сапоги из мягкой кожи, с металлическими пряжками, блестели, будто их чистили каждое утро. На поясе висел кинжал в ножнах, украшенных резьбой, а на шее — амулет в виде звезды. Красивая девчонка, наверняка кавалеры в очередь выстраиваются.
Интересно, а где её питомец? Уже скрылся?
Она держалась с таким высокомерием, что я невольно подумал: эта девица знает себе цену, и цена эта явно не для простых смертных.
Её холодные и голубые глаза скользнули по мне, и я почувствовал себя так, будто меня ощупали взглядом, как товар на рынке. Не по себе стало, но я кивнул ей, всё же мы были знакомы.
Она лишь слегка приподняла бровь, будто я был не достоин её внимания и процедила сквозь зубы:
— Ты что здесь делаешь, больной проклятый пацан?
Я лишь хмыкнул. Если в воспоминаниях Макса всё верно, ей сейчас лет восемнадцать, на год старше меня. Вот только она из другой касты местного населения — богатая, обеспеченная и властная. Ещё бы, ведь её дед заправляет в деревне всем, ещё и возглавляет совет старейшин — девчонка явно привыкла к определённому отношению к своей персоне.
— Ирма! — крикнула Виола, заметив старуху, и её голос резанул, как кнут. — Где тебя носит? Барут там подыхает, а ты тащишься, как черепаха!
Бабка, не сбавляя шага, бросила на неё взгляд, полный такой ядовитой иронии, что я усмехнулся.
— Спокойно, девка, — проскрипела она, протискиваясь через толпу. — Не тебе меня подгонять. Да пустите вы меня!
Я шёл за Ирмой, наблюдая, как толпа расступается перед ней. Или шарахается от меня?
Стёпа плёлся сзади, бросая на Виолу быстрые взгляды, и я заметил, как его щёки слегка порозовели. Ну-ну, парень, держи себя в руках, эта девица явно не из тех, кто отвечает на взгляды таких как мы.
Мы ввалились в лавку алхимика, и я сразу почувствовал, как нос защекотало от запаха — едкого, смешанного из десятков трав, смолы и чего-то металлического, как кровь.
Лавка была тесной, с низким потолком, заваленным связками сушёных растений. Полки вдоль стен ломились от склянок, наполненных мутными жидкостями, порошками и какими-то странными кореньями, похожими на высохшие пальцы.
На деревянном столе в центре лежал Барут, я узнал его лицо, хоть Макс и давно не видел парня. Ему было лет двадцать, не больше, с бледным лицом, покрытым испариной. Его рубаха была разорвана, и я невольно замер, увидев раны на груди.
Грудь бедолаги выглядела так, будто её разодрал не питомец, а какой-то лев или тигр. Четыре глубокие борозды тянулись от ключицы до рёбер, края рваные, с клочьями кожи. Кровь, уже запёкшаяся, блестела тёмно-красным.
Но что меня поразило — по краям ран кожа была не просто воспалённой, а покрытой зеленоватым налётом, будто яд медленно разъедал плоть.
Яд? Может ли такое быть? Я прищурился, вглядываясь. Да, точно, края ран слегка пузырились, и от них шёл слабый, но резкий запах — как от гниющей травы, смешанной с чем-то химическим.
Барут дышал тяжело, каждый вдох давался ему с хрипом, а губы, почти синие, дрожали. Его глаза были полузакрыты, но он всё ещё цеплялся за сознание, пальцы слабо сжимали край стола. Я почувствовал, как в груди сжалось — парень был на грани. Жизнь утекала, как вода из прохудившегося ведра.
— Ирма, — голос алхимика, стоявшего у стола, был низким, но дрожал от напряжения. — Его зачем привела?
Он указал на меня пальцем.
Это был мужчина лет сорока, худой, с длинными пальцами, испачканными чем-то чёрным, будто он копался в угле. Его лицо, покрытое мелкими морщинами, было сосредоточенным, но в глазах — тревога.
— Да что вы заладили одно по одному. Не больной он. Мы что, это будем обсуждать, Ганус?
Алхимик замер на секунду, затем махнул рукой и склонился над парнем.
— Яд в ранах, видишь? Я пробовал мазь из лунного корня, пробовал из звёздной травы и даже порошок из клыка хорька второй ступени! Ничего не берёт. Остался один вариант — огнежар. Надо выжечь заразу изнутри, иначе он не протянет и часа. Кошка какая-то редкая, выловили в глубине лесов для Барута за бешеные деньги!
— Похоже ещё и своенравная, — пробормотал Стёпка, стоявший рядом.
Я стоял и впитывал каждое