— В старые времена такое было возможно, — упрямо заявил Баженов, — а в наши — не факт.
— Времена другие, — кивнул Саша. — Но Командор сто раз нам всем говорил — он другим уже не станет… И знаешь, я его точку зрения разделяю. Если начнем убивать на основании неподкрепленной фактами личной уверенности в том, что некий условный Рашид виновен, то чем мы от него отличаемся?
— Не стану спорить, — буркнул Баженов. — Не потому, что с тобой не согласен, хотя это отчасти и так. Просто знаю, что тебя с твоих позиций не спихнешь. Но в любом случае — борзеть зачем? Демонстрировать то, что он нас в виду имел? И вот тут ты мне хоть что говори, но подобное спускать с рук ни ему, ни кому-то другому нельзя. Потому что такие, как этот черт, только одно понимают — силу. Если ее не показал, то пиши пропало.
— А вот здесь уже я с тобой дискутировать не стану, — кивнул Саша, то же самое сделал и Савва, лежащий на диване. — Надо будет подумать, какую мы клизму ему вставим за плохое поведение.
— У него восточный ресторан на «Полежаевской», — сообщил Свешников. — На клуб этот кровопивец еще не заработал, потому обзавелся лишь предприятием общественного питания, причем даже не совсем и в центре. Можно попробовать на него «санэпид» напустить. Есть у меня в нем знакомая, мы с ней… Короче — правильная девчонка, верно жизнь понимает.
— Ну да, мы в нем разговоры и разговаривали, — подтвердил Славян. — И ведь даже кофе не предложил, кстати, собака такая.
— А он тебе прямо сильно нужен? — удивился Ровнин. — Ты же вообще кофе не любишь.
— Это вопрос уважения, — окрысился на него приятель. — Хочу не хочу — дело десятое.
— А если бы он тебе плов предложил, сел бы с ним за стол? — вдруг поинтересовался у него Морозов. — Такой, знаешь, правильный, рассыпчатый, с бараниной, с шафраном, с куркумой? Стал бы его есть?
— Нет, — подумав, мотнул головой Баженов, — не стал. Из принципа. Но в слюнях бы утонул, это точно.
— Вот вроде ты и раздолбай, но правильный, — приобнял его за плечи Саша. — Редкое сочетание. Почти уникум.
— А вы как съездили? — осведомился у него Савва. — Что с василиском?
— Он есть, — ответил Морозов. — Увы. Правда, совсем еще маленький.
— Плохая новость.
— Ну что ты. Эта, скорее, так себе. А вот то, что один идиот умудрился предоставить ему возможность устроиться на зимовку в темном, обширном и относительно тёплом подземелье, действительно новость невеселая. То есть он сделал все для того, чтобы мы работали в максимально дискомфортных для себя условиях. Единственный плюс — там нет ни одной живой души, то есть подкормиться ему сегодня особо нечем, разве только что сонными змеями. Ну и завтра нам никто мешать не станет.
— Чую, грядет веселый день, — вздохнул Свешников. — Хотя, с другой стороны, все равно следует ему радоваться, ибо, как сказал Данте Алигьери: «Всегда следует помнить о том, что этот день более никогда не наступит».
— Надеюсь, что дни вроде нынешнего все же будут выпадать нечасто, — раздался голос Францева, а секундой позже он вошел в кабинет. — Да что дни? Недели. Давно живу, но такой лавины разных неприятностей в столь короткий срок даже не припоминаю. Говоря твоим языком, Савва, «бывали хуже времена, но не было подлей».
— Николай Алексеевич Некрасов, — отозвался Свешников.
— Вовсе нет, — глянул на него Аркадий Николаевич. — Оплошали вы, господин эрудит. На самом деле Некрасов процитировал в своих стихах некую писательницу Хвощинскую, свою современницу. Правда, писала она прозу и звучала фраза изначально чуть по-другому, но это ничего не меняет, автор данного афоризма все равно она.
— Век живи, век учись, — философски ответил Савва. — Что у нас случилось? Откуда такой пессимизм?
— Монах мертв. — Францев сел на стул и положил руки на колени. — Скончался нынче ночью.
— О как, — почесал затылок Морозов. — Вот так вдруг?
— То, что называется скоропостижно, — подтвердил Аркадий Николаевич. — Но да, как-то очень своевременно, и это притом, что врачи ему давали еще пару-тройку месяцев. Даже не давали, а просто-таки гарантировали. И — на тебе, нашли товарища поутру в собственной кровати остывшим.
— Может, кто из своих распорядился? — предположил Савва. — Конкурентов у него немало, особенно с учетом того, какими он методами пользовался. Он ведь не одного Сокола на долях развел, насколько мне известно. И в средствах этот господин не стеснялся.
— Сомневаюсь, — покачал головой Саша, — слишком сложно для братвы.
— И я того же мнения, — добавил Францев. — Снайпер на чердаке, взорвать машину — соглашусь. Но даже если все так, как сказал Савва, то это должен быть спец высочайшего класса и такой же стоимости. Не станет никто тратить такие деньги на человека, которому в любом случае осталось жить всего ничего. Плюс особняк Монаха вообще как крепость, туда просто так не попадешь, к тому же у входа в спальню всегда стоит охранник. Хороший, из тех, что на посту не спят. Так вот сегодня ночью туда никто не входил и оттуда никто не выходил.
Олегу стало очень интересно, откуда Францев знает такие тонкости о житье-бытье Монаха. В смысле — у него среди свиты покойного бандита свой человечек есть или кто-то другой ему все докладывает? Например, тамошний домовой. Ведь в доме бандита такой, наверное, есть? Причем тот аспект, что эти существа с людьми общаться не любят, его совершенно не смущал. Одно дело он с Ревиной, другое — Францев.
Но, само собой, он эти догадки вслух высказывать не стал, изложив вместо этого другое соображение, которое пришло к нему в голову почти сразу после того, как Францев сообщил всем о смерти преступного авторитета.
— Так у него среди своих наверняка хватало таких, кто был готов подхватить выпавшее из рук лидера знамя. Такие, как по мне, куда опаснее, потому что находятся внутри