— Матушка, так мы с ним и не прекращали воевать. Дозволь Андрея Ивановича по рукам ударить! — сказал Бирон.
Герцог подумал, что сейчас самый удачный момент спросить разрешения активно действовать против Ушакова. Кое-что Бирон знал, о другом догадывался. Хотя я понимал, что у Андрея Ивановича на него тоже найдётся что-нибудь. Но теперь появился и Норов…
— Ты от чего, герцог, посоветовал мне Норова удалить? Нет, спорить не буду, что сие есть здравая мысль. И Аннушка ничего не начудит. Медикус и говорили, что ей сильные переживания ни к чему, а ещё… — даже быстрая на пошлости и откровенная Анна Иоанновна и замялась.
Ходили слухи, что если у Норова окажется слишком большое мужское достоинство, с Анной Леопольдовной может быть весьма опасным для ребёнка. Если бы Норова не отправили, то Анна Иоанновна пошла бы и на то, чтобы проверить… Не самой, конечно, а медикам — насколько может навредить ребёнку утеха с Норовым.
Так что всё очень даже хорошо сложилось, пусть об этом не совсем догадывается и сам Норов. С одной стороны, его и брали из Петербурга потому, как весьма возможно покушение на Александра Лукича.
Тут же находится Василий Фёдорович Татищев, который уже в открытую на трактирах говорит о том, что Норова убить надо.
— Совсем уже ум потерял этот Татищев… — сказала государыня, жадно посматривая на стоящие рядом с ней пирожные.
Вот только пару минут назад, когда ей было действительно не очень хорошо, есть никак не хотелось. Тут полегчало — и тяга к сладкому побеждает разум.
— Матушка… — ещё раз, но уже робко пробует уразуметь государыню герцог.
Но она его уже не слушает. Очередное пирожное закинуто в рот.
— Ушакова я сама приструню. А тебе поручаю разобраться с Татищевым. Он же был под стражей? Почему вышел? — доедая уже вторую конфету, говорила государыня.
— Исполню волю твою, — сказал Берон.
— Ну как же он будет дивизию формировать и в то же время ладить поставки оружия хивинцам? — забеспокоилась государыня.
— Так что ему сделается? Мы закупаем новые фузеи у Голландии, а самые старые отдадим. Тоже и с пушками. Миних пишет, что много у него артиллерии, а теперь так столько, что и не нужно. Вот ту турецкую и отдать хивинцам, — говорил Бирон.
— Мне не нравится, Эрнестушка, что подставляем Норова. Ведь случись что, прознают персы, что Хиву вооружаем, так придется сослаться на Норова, что то его дело, а не наше, не державное. Как бы шах не потребовал казни. А мне Норов нужен, — сказала государыня и вовсе потеряла интерес к происходящему.
Лишь еще одно пирожное было закинуто в рот. Даже стрелять расхотелось.
Глава 19
И все вдруг засмеялись, но так любовно, как будто блудного сына обрели
Салтыков-Щедрин М. Е.
Петербург
2 сентября 1735 год
— Господин Норов, проследуйте за мной! — сказал незаметный человек.
Вот есть такие люди, средние во всем. Средний рост, средняя внешность, средняя одежда. Все среднее, чтобы быть незаметным. Так что я даже не сомневался, в какой именно организации служит усредненный мужик. Таким дорога в тайные службы
— Вас ожидают в карете, — усредненный старался быть вежливым, но в его тоне читалось нетерпение.
— А кто меня ждет? Не хотел бы сей господин сам приветствовать меня и пригласить? А я подумал бы, — явно издевался я.
Интересный все-таки передо мной экземпляр. Я словно чувствую в нем силу, ум, решительность. А еще и сдержанность. Человек нацепил маску безразличия и продолжал настаивать.
— И все же… Я вас настоятельно прошу…
— А то что? — мне прям стало интересным.
А что же предпримет этот человек Ушакова, когда я категорически откажусь? Силовой вариант со мной не пройдет. Во-первых, меня еще попробуй скрутить, когда шпага при мне и здоровье в норме. Во-вторых, скорее на мою сторону встанут те измайловцы, что сегодня на караулах во дворце.
— Я прошу вас…
— Норов? Вы заставляете меня ждать! — выкрикнул из кареты Ушаков.
— Прошу простить меня, но что-то я нынче не расположен к общению, — сказал я и демонстративно пошел в сторону.
— Стойте. Иначе… — закричал Ушаков.
— Иначе что? — сказал я и все же пошел к карете главы Тайной канцелярии розыскных дел.
Испытывать терпение не стоит. Вместе с тем, можно и нужно показывать зубы. И даже такой организации, как Тайная канцелярия. Но и слишком усердствовать никак нельзя. Все хорошо, когда в меру. А ее, меру, нужно узнать эмпирическим способом. Вот, сейчас и пойму, настолько ли я далеко дошел, чтобы из глаз Ушакова летели молнии, а изо рта извергался огонь.
Я был зол на Ушакова. Раньше с ним играл. В политике старался вовсе пробежаться под дождем не поймав ни капли на голову. Ни к кому не примыкал. Но пора принимать сторону. Мало того, строить свою партию.
С высокоподнятым подбородком, нарочито гонорливо, я приблизился к карете. Сам ее открыл, сам ступил на подножку. Проявлял столько самостоятельности, сколь можно было. Уже внутри я взял подушку, подложил ее и присел. Посмотрел прямо в глаза Андрею Ивановичу Ушакову.
— Я бы калёным железом прошёлся по вам, господин бригадир, — зло сказал Ушаков, как только карета выехала за пределы парка Летнего дворца.
— А с чего вы такой не выспавшийся, Андрей Иванович? — взял я фривольную форму обращения. — Аль призворали?
Ушаков взбеленился. Было видно, насколько он болезненно воспринял такое, по сути, грубое обращение к себе по имени-отчеству. Это если бы он не разрешил мне так обращаться. Ну и вообще я играл. Можно было бы сказать, что с огнем. Вот только не было пожара. Ушаков выглядел, словно тот костер, что потушен «по-пионерски». Люди из СССР меня бы поняли.
— Ты что придумал себе, Норов? — прошипел Ушаков.
Карета выехала на мостовую. Колёса ужасно громко загремели, ударяясь о булыжники. Но даже в этом шуме шипение Ушакова показалось громким.
— У тебя был шанс стать рядом со мной. А теперь ты, словно бы с жеребёнком, заигрываешь с Бироном. Сегодня он тебя спас, завтра не сможет, — удивлял меня Ушаков.
Всё-таки уже у изрядно пожившего и почти что старика Андрея Ивановича сдали нервы.
Да и было от чего, на самом