— Я поручила то дело министру Черкасскому. Сегодня же поедешь к нему и всё уладите, — сказала императрица и продолжила буравить меня взглядом. — Золотые прииски отходят державе. А людишек много ль там?
— Одна великая община, — отвечал я, внутренне выдыхая.
— Почто Салтыковых трогаешь? Аль не ведаешь, что они под моей защитой и родственники мои? — одна угроза вроде бы прошла стороной, но тут же нашлась иная.
И претензии насчёт моих отношений с Салтыковыми показались мне более грозными.
— Защита чести и достоинства, Ваше Величество. И это он меня вызвал на дуэль. Он меня и сильно подранил. А я не мог убить родственника вашего, ибо предан всей душой престолу и отечеству. Оттого и сам мог преставиться, ибо нарочито стрелял не убивая, — отвечал я.
— И всё это ты переворачиваешь! — сказала императрица. — Да знаю я, герцог в том разобрался, что дурень Ванька. Я полагала, что службу служить будет, а он в Крыму пьёт да достойных офицеров кроет. Так что не думай ты, что я не за справедливость. Но будет так, что с Салтыковыми вновь столкнёшься… В Сибирь отправлю! Слово скажешь супротив их…
Да глаза б мои не видели никого из этого рода-племени. Это не со мной надо было бы говорить, чтобы встречи избегались, это нужно делать внушение. Но понял, принял, промолчу. Или почти что промолчу.
— Я зело недовольна, что у тебя разума не хватило, как бы не связываться с моим родственником, — словно бы забивала гвозди в крышку гроба, говорила государыня.
— Матушка-государыня, — сделал неловкую попытку повлиять на мнение императрицы герцог.
Но он настолько чётко из-за акцента обратился к Анне Иоанновне, что она и забыть забыла о гневе своём.
— Эрнестушка, да неужтоль ты по-русски заговорил? –казалось, что государыня сейчас прослезится.
Ай да герцог, ай да сукин сын! Если это его заготовка — то он ещё тот хитрый жук. Ну а если даже сказал без умысла, чтобы резко сменить информационную повестку, то тоже ему спасибо. Ведь попытался же.
Не зря я так обхаживал герцога, чтобы сейчас несколько сгладить возможное наказание от государыни.
— Ежели и остальные русские слова так чётко будешь говорить, то порадуешь меня. Будет тебе уже оставаться немцем! Русским становись! — государыня полностью, может быть временно, переместила своё внимание на фаворита.
В это время я подумал: отчего так резко и почему так решительно государыня взялась за меня. Ведь вроде бы был в фаворе. И только одно имя приходило мне на ум, кто может против меня решительно играть. Золото? Дуэль с Салтыковым?
Да, это все казалось важным, но только до того момента, как я сегодня предстал перед государыней. Мне все больше кажется, что все предлог, не так и волнует государыню. Может только золото, но я же отдаю державе свои земли. И не прокопаешься, что только что узнал. Если только золото не найдут у меня.
Ушаков… Ну некому более было напеть государыне на уши, что я такой-сякой и что не люблю её, а также смею замахиваться на жизнь и здоровье её родственников. И тут дело даже не в том, что я подранил Салтыкова. Дело в том, что все знают: Салтыковы — родственники императрицы. Получается, кто с ними спорит, уж тем более подвергает их жизнь опасности, те действуют против государыни.
Подумал ещё о том, что мне надо было самому признаться позавчера, что такое случилось. Но ведь был почти уверен, что императрице всё донесли.
Наверное, я всё-таки смотрю на этот мир и на людей, населяющих его, через очки, полные негатива. Я знал точно, что Миних отправлял как минимум две реляции в Петербург во время стояния и сражений на Перекопе.
Вот и был уверен, что в своих письмах фельдмаршал не преминул указать на случившийся инцидент. По крайней мере, мне в глаза он говорил, что намерен это сделать. Но не сделал!
Как и откуда узнал Ушаков о случившемся — это ещё вопрос. Причём не столько мой, сколько еще и командующего русской армией. Впрочем, рядом с Минихом находится Стёпка Апраксин. Вот и источник информации для Андрея Ивановича Ушакова. Глава Тайной канцелярии, видимо, придержал подобный козырь при себе. Но решил начать артобстрел по мне.
Тоже нужно будет обязательно подумать об ответке. И у меня козыри есть. Правда, такие, что зацепят многих людей, в том числе и тех, которые мне нужны.
Что будет, если я предоставлю доказательства сношений Апраксина со шведами? Точно полетят головы. И ладно, что будет очень много вопросов, почему я не раскрыл эту сеть приближённых к Елизавете Петровне раньше. Тут как-то я бы ещё мог оправдаться.
Но я никак не хочу терять из зарождающейся своей команды помощников и исполнителей Петра Ивановича Шувалова. Да и по отношению к Лизе будет как-то нечестно. Всё-таки мы в ответе за тех, кого… С кем… Короче, в ответе.
— Всё в силе останется. Токмо видеть тебя после приёма я не желаю. Отправишься формировать свою дивизию… — государыня посмотрела на своего фаворита.
Герцог пожал плечами, но было видно, что какое-то решение у него есть. Так, делает вид, что сомневается.
— Опущай едет в Гатчино, — предложил герцог, вновь несколько коверкая русские слова.
— Учи русский язык, Эрнестушка! — сказала государыня, а потом погрузилась в свои мысли. — Но как же с Куракиным, мыза Гатчинская же его.
— Места там хватит. Александра Куракина возьму на себя, — сказал Бирон.
— Разбирайся. Ну, говори и ты, Андрей Иванович, — государыня махнула в сторону Ушакова. — Нынче же стращай Норова.
Сама она взяла второе ружьё и подошла к окну, высматривая, какого нового зверя подвели под опочивальню императрицы. Я видел, когда подходил ко дворцу, что егеря тянули и оленя и кабана. Потом их привязывали, ну и давали царице «охотиться».
Ушаков выглядел, как на мой взгляд, неважно. Красные глаза, какой-то слегка шальной взгляд. Я бы мог предположить, что этот товарищ переживает серьёзный стресс. Если не больше, связанный уже с психиатрией. И опять же… Этот пустой взгляд.
Юлиана уже рассказала, что они с Анной Леопольдовной держали в неведении Ушакова, когда вроде бы как был отравлен Антон Ульрих и государыня. Я всё ещё не мог поговорить со