Слишком пестро? Мне это и надо,
Чтобы ахали, в зиму глазея.
На исповедь
Небо звездами расшито – коды тайные.
У звезды прошу защиту не случайно я,
Неприкаянная, сбросив узы пристани,
Для раскаяния в ночь бреду на исповедь.
Принимай, я дочь твоя простоволосая,
Там мой рай, где напоишь шальными росами.
Где травы охапку бросишь под ракитою —
Преклоню колени, буду под защитою.
Ворон мудрый промолчит, он видел многое,
Точно знает, где ключи, да я, убогая,
У него не расспрошу, пером довольствуясь,
Пролепечу камышу про страх и боль свою.
Растворюсь в тумане, не ищите, без толку.
Утону в обмане, растекаясь белкою[17],
До рассвета ворожить, поправ смущение.
Без наветов не прожить, а ночь – спасение.
Вода
Что есть вода? Разгул слепой стихии,
Вселенский ад, где чудища шальные
Девятым валом накрывают плот,
Его на щепки море жадно рвет
Под страшные удары грозовые.
Смиряя всплеск природной истерии,
Велес – владыка многоликих вод
Из Междумирья смертным донесет,
Что есть вода.
Нам в дар ручьи лесные,
И малые снежинки кружевные,
И капли, что проказник-дождик льет,
Росинок невесомый хоровод.
Песнь к небу устремляют все живые,
Что есть вода.
Мысль
Германия. На Опернплац в ночи
Под «Хайль!» великой нации плебеи
Ковчег распотрошили. Палачи
Огню предали «чуждых» книг идеи.
Металось пламя, сглатывая страх,
Под крик толпы выплясывало жарко,
Ковчега книги превращало в прах,
Развеяв строки Манна и Ремарка.
А позже дым печей взметнется ввысь:
Сожгут тела невинных и без счета,
Но первой на костер входила мысль,
Которая была неподотчетна.
Когда крамолу ищут между строк,
К позорному столбу согнав речистых,
Я мысленно отсчитываю срок
До гари крематориев фашистов.
Бродинин Михаил
(Смирнов Никита)
Автобиография
Душа – лабиринт. Вот поэт и не вышел.
Разжег костерок, растянул себе крышу
Здесь, под небосводом из черепа. Лобби
Возвел из моих переломанных ребер.
Заправив в движок черно-красных чернил он,
Возделывал рифмы на почве червивой.
Обильно соленой росой оросив их,
Мечтал, что однажды пожнет их, красивых,
И в печени-фильтре избавит от шлака,
Расшарит по всяким возможным площадкам,
Издаст сборник книгой на бежевой коже.
Бумагу марать ради чуши негоже.
И рифмы росли, но прекрасней не стали.
Понять он не может, в чем дело. Места ли
Неправильно выбрал, зажидил монеток?
Остались все строки стихами во мне. Так
Горюет поэт и в гортани романсы
Гоняет от связки до связки. Без шансов
Из ритма пытается выбиться в люди,
Но сердце споткнуться не хочет отнюдь и
Лишь жарче и резче толкается, словно
Там, где-то в аорте, запуталось слово,
Ведомое только скитальцу поэту.
Вот он в поцелуй превратил слово это,
Созда́л два крыла и отправил кружиться
В желудке моем, как изящную птицу.
Короче, смирился с тюрьмой в моем теле,
И тот Робинзон еще вышел на деле.
Устроился гидом и встал под эгиду
Глупца, сумасброда, лентяя – Никиту.
И я, в благодарность, дарую вам только
Его, Михаила Бродинина, строки.
Мы хотели всегда внучат
Наливаю воды я в стакан на закате лет.
Всё минувшее словно бы было вчера. Вот бред.
Раньше пеной в бокале плескался игривый брют.
То, что было плацдармом для страсти, теперь приют.
Мы не супергерои, но есть на плечах плащи.
Мы не суперзлодеи, на лицах каскад морщин
От улыбок и слез, пересоленного борща.
Вместе мы научились держаться, любить, прощать.
Запускали когда-то мы в будущее шары.
Уносили желания наши шары в шатры
Из перин облаков и безмерных небесных крыш.
И исполнились все. Вместо них к нам пришел малыш.
Мы взрастили его на рожденной вдвоем любви.
Он был нашими чувствами-пледом тепло обвит.
Теперь каждый из нас им самим, как плащом объят,
И частицы тебя и меня за стеною спят.
Норвежский лес
Между шапкой из снега и шарфом Гольфстрима,
Посреди мерзлоты на равнинах от фьорда до фьорда
Мелодично журчали ручьи, и костры мы
Распаляли, чтоб нас до костей не пронзила погода
Этой, невероятной в красотах природы
И на вид необъятной страны. Мы вдыхали до дрожи
Запах леса, хранящий историю рода
Тех, кто через потомков до нашего времени до́жил;
И невольно немым задавались вопросом:
«Кто есть мы»? На холодной земле, в окружении хвои,
Здесь, в норвежском лесу, удивительно просто
На секунду представить себя бравым О́ дина войном.
Проплывали по небу драккары из ваты,
Продираясь сквозь острые рифы бесчисленных фьордов.
Безусловно Вальхалла когда-то была там.
Только лес проведет теперь души попавших.
Я горд им.
«Слова на бумаге, как будто погибшие люди…»
Слова на бумаге, как будто погибшие люди.
Солдаты, в себя поглотившие пламя войны,
Что больше не встанут, но силы у них не убудет
Так, строчкой за строчкой, похожей на гребень волны
Штыком наголо набегать на голодные мысли,
Холодной рукой после смерти достать до врага.
Всегда перед