«Наш современник», 2018, № 8
Анна Ревякина
Шахтерская дочь
Поэма
Долгие отголоски вызывает опубликованная в журнале поэма Анны Ревякиной «Шахтерская дочь». Честная, без прикрас картина непредставимой даже в воспаленных умах войны вызывает скорее не сочувствие, сострадание и слезы, а бурное несогласие, ужас, возмущение и страх за свой разум, что этого просто не могло быть. Но есть факты, люди посещают места боев, и нельзя отрицать реальность братоубийственной трагедии. И важно, что историю рассказывают уста молодой девушки, не испорченной опытом прожитых лет, живым языком юности отображены все оттенки произошедшей беды.
Детали, каждая вещь и прожитое событие, как крушение центра мироздания и мольба о справедливости, дышат в стихах безумной войной, расколотым миром и больным, жаждущим возмездия за зло мироощущением:
Надо лечь, пока держат стены,
пока крыша ещё цела.
У Марии дрожат колени,
над Марией молчит луна
коногонкою в небе буром –
немигающий глаз отца.
Только глаз один, ни фигуры,
ни одежды, ни черт лица.
Этот глаз на реке – дорожка,
на стекле – серебристый блик.
Скоро-скоро опять бомбёжка
и глазной неуёмный тик.
Будни сражений, философия невыносимого выживания, ужас огня и пламени адского находят отклик в горячих и добрых сердцах, навсегда меняющих свою судьбу и смысл рождения, но заложивших в родовую память все причиненное зло со всей силой непостижимого взросления и скорого отмщения:
А пока ты лежишь в окопе,
пока где-то кипят котлы,
я молюсь обо всех двухсотых
с наступлением темноты.
Вижу сполохи, рвётся небо,
на дыбы горизонт встаёт.
Смерть идёт по чьему-то следу,
дай-то Бог, чтобы шла в обход.
Портрет человека из народа, восставшего на душегубов, доказывает силу сопротивления, надежду на счастливый исход, поддержку из самого сердца славянской цивилизации:
«На его руках умирали и воскресали, на его глазах открывались ходы в преисподнюю. Город детства его, город угля и стали, превращали в пустошь, в пустыню неплодородную. Сеяли смерть, как раньше сеяли хлеб, сеяли ужас, боль и жуткое „зуб за зуб“, а зелёные пацаны, утверждавшие, что смерти нет, рыдали от страха, увидев свой первый труп. А увидев второй, начинали, кажется, привыкать, говорили: „Война – не место для бабьих слёз!“ И у каждого в городе оставалась мать, в городе миллиона прекрасных роз».
Характер свободной души нашел отражение в выстраданных строках, виден смысл и неизбежность предпринятого сопротивления врагам без лица, рода и племени:
Мы – подвальные, мы – опальные,
кандалы наши тяжелы.
Мы – идея национальная,
мы – форпост затяжной войны.
Чёрной совести боль фантомная,
боль, что мучает по ночам,
эта домна внутри огромная,
наша ненависть к палачам.
«Знамя» 2018, № 7
Емельян Марков
Шаги
Рассказы
Три рассказа Емельяна Маркова погружают в стойкие ассоциации картины всего смутного, что происходит с каждым человеком сегодня в нашей кризисной донельзя стране. Хитросплетения сюжетов, пиршество оригинальной мысли в столь малых объемах текста заставляют все глубже вглядываться в кружево произведения до самого постижения, почти озарения в том, что суть заложенного смысла – это ты сам, твоя жизнь и решимость – сможешь ли ты в ней что-то изменить.
Мысли, поступки, желания, не важно даже, чем они продиктованы – страхом ли, любовью ли, ненавистью, ставят все на свои места, всегда человек остается наедине с собой. И тогда невозможно солгать, оттянуть приговор совести, грозное время судьбы всегда спустит свой курок. Монолог, когда оправдания заменяют веские аргументы, нацелен в самое сердце дум и чувствований, но от него невозможно отстраниться, забыть это спасительное мудрое разумение:
«Женщина как-то не бывает голой. Она бывает обнаженной. А мужчина наедине с женщиной остается именно голым. Надя думает, что я плачу от нежности в наших с ней общих сумерках. Она думает, что я самый нежный мужчина на свете. А я на самом деле плачу от стыда. От стыда я в нашей общей темноте становлюсь сам не свой. Надя говорит, что таких мужчин у нее никогда не было, что я уникален. Знала бы она истинную причину моей неутомимости и моей нежности. Я в таких ситуациях постоянно бьюсь в агонии стыда и боли. Я – конвульсирую, а ее поражает мой темперамент. Уже двадцать лет как поражает.
Мы вместе двадцать лет. Я знаю, что страх надо уметь преодолевать, как стыд. Знаю, что стыд надо преодолевать, как страх. Но только в наших отношениях с Надей я понял, что любовь надо преодолевать, как страх. И я пытаюсь каждый раз преодолеть любовь, как страх перед своим неизменным стыдом».
Обман воображения часто используют в своем арсенале писатели. Но когда обманывается сам автор и в процессе написания текста это отчетливо выпячивается, не скрываются мотивы и негативные эмоции, ему веришь всей душой.
Особняком в подборке стал рассказ «Шаги». Подмена понятий, самообман и ошибка в восприятии звука шагов пусть и яркая метафора, но отчетливо лишает героя смысла бытия, как и читателя. Опыт книги для современных авторов своеобразен: если ты близко к сердцу принимаешь фантазию, переживаешь за убийцу, радуешься за влюбленных, содрогаешься от ужаса потери, творчество уже навсегда проникло в тебя, шаги смыслов вошли в твою душу, ты не сможешь поначалу оценить урона, но эти шаги ни с чем не спутаешь. Это твое проникновение во внутренний мир писателя, твоя плата ему за возбуждение творческим процессом, зарождение новой реальности, в которую ты будешь все время возвращаться и возвращаться.
Анна Жучкова
Анна Жучкова родилась в Москве. Кандидат филологических наук, литературовед, литературный критик. Работает на кафедре русской и зарубежной литературы РУДН. Автор многих научных публикаций, пособий по русской и зарубежной литературе, монографии «Магия поэтики О. Мандельштама» (2009). Как литературный критик печатается с 2015 года в журналах «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Урал» и других, интернет-журналах «Лиterrатура», «Textura». Член Союза писателей Москвы.