Я подобрал за самый уголок злополучный конверт и посмотрел адресата, отпечатанного на лицевой стороне. Кто-бы сомневался — неизвестные злоумышленники взяли конверт на подоконнике первого этажа офисного здания, куда почтальон скидывает корреспонденцию для многочисленных арендаторов. Да и зачем курьеру приносить конверт, густо обклеенный почтовыми марками.
Телефон, кстати, остался целым, поэтому я вызвал «скорую помощь» и милицию, сам же прикрыв дверь, спустился в буфет, расположенный на первом этаже офиса, где сел за столик, высматривая своего шпиона, так как мне не хотелось, чтобы бывший начальник ОКС Завода увидел разоренное помещение.
«Скорая помощь» приехала через час, милиция — через полтора часа, а еще через час меня нашел комендант здания и предъявил обоснованные претензии. Я долго слушал его возмущенный ор, с требованием немедленно освободить их здание образцовой культуры и быта, в котором не место подобным мне арендодателям… И ремонт они будут делать исключительно за наш счет и по ценам «евроремонта» класса люкс…
— Уважаемый, а не подскажите, где была ваша охрана, когда моего сотрудника убивали? Он между прочим вашу тревожную кнопку жал с такой надеждой, что она треснула….
Не знаю, Саша жал на здоровенную серую кнопку тревожной сигнализации, что была прикручена под столешницей, или она раскололась, когда стол развалился под напором азартно бьющихся мужиков, но сигнал тревоги в любом случае должен был пройти до пульта охраны, правильно я понимаю схему ее работы?
У коменданта забегали глазки и накал разговора стал на пару тонов ниже. Договорились мы с ним почти полюбовно — ремонт арендодатель взял на себя, а вот чинить мою мебель комендант категорически отказался. Кстати, начальник ОКСа на встречу так и не пришел — я бесплодно прождал сверх оговоренного срока больше часа, и это не прибавило мне настроения.
«Скорая помощь» потерпевшего не забрала — пожилой врач, упрямо глядя в окошко, сказал, что ничего страшного не произошло, непоправимых повреждений не обнаружено, а в больнице кроме градусника, по одному на отделение и антибиотиков, ничего нет, поэтому пострадавшему лучше остаться на домашнем лечении, пить больше жидкостей, не пренебрегать прогулками на свежем воздухе, и постараться сохранять хорошее настроение, как непреложное условие успешного выздоровления.
Кто приезжал из милиции, я не видел, но кто-то приезжал. Один сотрудник, который наскоро составил протокол осмотра места происшествия, отрезал и изъял телефонный провод и злополучный конверт. Выдав Саше направление на судебно-медицинскую экспертизу, на грязно-сером клочке бумажки, оперативник предупредил его, что возможно, процедура эта окажется платной, если гражданин Яблоков не желает ждать ее проведения до конца года, после чего искренне пожелал Саше крепкого здоровья и отбыл, нести свою нелегкую службу.
— Давай, рассказывай, куда эта тварь тебя втянула? — я пытался ржавой плоской отверткой завернуть крестовые винты восстановленного из руин стола.
— Да почему ты решил, что это от Софьи все идет? — захрипел Слава, непроизвольно хватаясь за шею.
— А от кого? От меня что ли… — я осекся, но постарался не показать приятелю внезапно посетившие меня сомнения. Если бы мой осведомитель пришел и сообщил мне какие-то сведения, мне даже в голову не пришло, что эти парни могли посетить офис по мою душу.
Я представил, что это меня душат, навалившись вдвоем сверху и перехватив мою шею черным телефонным проводом и мне стало нехорошо. Мне кажется, что смерть от удушья какая-то совсем не хорошая. Во всяком случае, по мне, как в песне «если смерти — то мгновенной».
— Так под что, Саша, подписала тебя твоя новая подружка? — я продолжал гнуть свою линию: — Где она кстати? Я так понимаю, обихаживает ваше новое гнездышко в моей «малосемейке»?
Так как мой приятель членораздельные звуки издавал с большим трудом, он в основном кивал или гладил рукой посиневшую шею, поэтому пришлось сажать его в автомобиль и ехать в общежитие. Кабинет за два часа мы привели, более-менее, в порядок. Стол с помощью клея и скотча скрепили, что он почти не шатался, разбитые часы и настольную лампу собрали в мешок и приготовили на утилизацию, а глубокие царапины на стене заклеили православным календарём.
Левобережье. Малосемейное общежитие завода.
Софью мы застали в постели. Видимо, Саша, отвыкший от женского тепла, всю ночь доказывал бывшей однокашнице свою мужскую силу.
— Вставай, красавица… — пока Саша разувался, я без особых церемоний ухватил девушку за большой палец ноги, торчащий из-под простыни: — Просыпайся немцы в городе!
— Кто? Какие немцы? — Софья взметнулась от подушки, разглядела меня, ойкнула, судорожно стала натягивать простынь, чтобы прикрыть пышную грудь.
— Саша, что этот человек здесь делает?
— Этот человек хочет знать, во что ты опять вляпалась и вляпала его⁈ — я ткнул пальцем в замершего на пороге Яблокова.
— Да тебе какое дело⁈ — возмутилась девица: — Мы с Сашей сами разберемся в наших общих делах!
— А я вот не уверен. — я встал, вырвал у Саши из рук полотенце, которым он стыдливо прикрывал сине-багровую шею: — Ты уверена, что вы с ним вдвоем разберетесь?
Увидев следы удушения, Софья взвизгнула, и подхватив простынь, которой она пыталась обвернуться, она бросилась к Яблокову, принявшись за обычные женские танцы в присядку:
— Ой, Сашечка, тебе не больно? Бедненький мой! Дай я тебя поцелую! А здесь болит?
Простынь постоянно норовила упасть, да и не прикрывала девушку сзади, поэтому, я отошел к окну, уставившись в пыльные стекла, удивляясь ее пылу и раздумывая, что может быть у этой парочки что-то и получится.
Через пятнадцать минут, когда за моей спиной Сашку перестали целовать и ощупывать, и даже намотали на шею какой-то чудодейственный компресс, я приступил к допросу.
Софа, по своей непомерной жадности, вновь влезла в дерьмо двумя ногами. Через какую-то подружку подружки связалась с женой какого-то бандита, наплела ей, заскучавшей в трехэтажном коттедже, о том, как будет прекрасна жизнь бандитской жены после развода с опостылевшим ей мужем. Повторяя, как мантру