— Он меня как девчонку…- одинокая слезинка скатилась с щеки Иры и упала в тарелку: — Бумагу порвал, сказал, что я малолетняя дура и не понимаю, куда лезу, а потом выгнал из кабинета. Я, наверное, завтра уволюсь…
— Даже не вздумай…- я положил руку на тонкое запястье: — Сейчас ты все доешь, потом хорошенько умоешься, и после этого поедешь на работу. И будешь улыбаться, улыбаться, как дура и хихикать, как птичка. Ты никому не покажешь своих слез. А с рекомендацией я вопрос решу. У нас три дня осталось, чтобы сдать бумагу, вот послезавтра я ее и оформлю. Не вешай нос, любимая, все будет хорошо.
— Правда? — Ира подняла на меня опухшие глаза.
— Правда, правда, даже не задумывайся об этом. Кушай скорее. А то за тобой уже скоро приедут.
Причина поведения главного врача лежала на поверхности — медиков, в обязательном порядке, призвали голосовать за кандидата от провластной партии, главного врача городской клинической больницы, и никаких других кандидатов здесь быть не должно.
Я подумал, не стоит ли поднять по этому поводу скандал, тем более, что порвав протокол общего собрания, главный врач подстанции «скорой помощи» забыл о наличии прошитого журнала с решениями таких общих собраний. Но, по здравому рассуждению, я понял, что одного журнала будет мало, а коллеги Иры все живые люди и в этом противостоянии администрации и молодой докторши они, безусловно, поддержат начальство, а значит, скандал не имеет никакого практического смысла.
Завод. Здание заводоуправления. Кабинет генерального директора.
— Ну и зачем нам это надо? — Григорий Андреевич оттолкнул от себя скрепленные листы с проектом решения общего собрания.
— Вам лично, возможно, и незачем, но большинство наших работников прикреплены к поликлинике номер… — я уставился прямо в глаза шефа: — А туда просто войти страшно. И этот кандидат в депутаты обязуется улучшить работу, как поликлиники, так и больницы.
— Паша, но я, лично, как бы, и не против…- шеф видимо не хотел со мной ссориться и аккуратно подбирал слова: — Но послезавтра у нас встреча с директором завода шоссейных машин, который выдвигается от партии президента…
— Григорий Андреевич, если вам интересно, то вы не на того кандидата ставите. В ближайшие десять лет у нас в Городе при власти будут, в основном, депутаты от оппозиции.
— Ты сейчас пошутил так?
— Абсолютно серьезен. — я пожал плечами: — В Москве решили проводить эксперимент, в нашем Городе и еще паре городов, что не будут проталкивать кандидатуры от власти, пусть, что получится, то получится. А кроме того, кто вас заставляет все яйца в одну корзину складывать? Проведите два общих собрания и дайте рекомендацию двум кандидатам. Я понимаю, что так не принято, но и законом не запрещено.
— Да разве так можно?
— Можно, я отвечаю. У меня остались только один вопрос и одна справка. Вопрос — а почему директор завода шоссейных машин не может взять рекомендации своего трудового коллектива? Зачем он прется на наш Завод? Наверное, там за него никто голосовать не будет? И, в качестве справки — я вам обещаю, что мой кандидат, после выборов всегда ответит на ваш звонок и всегда будет помнить, кто ему помог.
Избирательная комиссия Городской области.
— И что это такое? — один из членов комиссии, которому выпало проверять комплектность документов, выложив на середину стола фотографии кандидата в депутаты Кросовской, которые должны были пойти на официальный избирательный плакат.
— Я что вам не нравится? — я осторожно перевернул фотографию: — По-моему, очень мило.
Умел, все-таки, корреспондент областной «молождежки» делать фото. От Ирины на этой фото были только глаза над медицинской маской. Огромные, красивые глаза.
— Где лицо кандидата и при чем этот ребенок?
— Лицо кандидата здесь. — острожно, чтобы не оставить пятна на фотографии я обвел в воздухе воображаемый овал: — А ребенок — это маленький пациент, которого доктор Кросовская несет в карету «скорой помощи», чтобы быстрее доставить в больницу. Кстати, ребенок, благодаря вовремя оказанной помощи, доставлен в больницу живым и уже скоро будет выписан.
Товарищи! — взвыл чиновник избирательной комиссии: — Нет, ну вы слушали этого молодого наглеца? Смотрите, какие фотографии он принес и пытается мне всучить!
Под возмущенные вопли собравшихся у стола членов комиссии, я встретился глазами с председателем комиссии, которая, еще совсем недавно, преподавала мне в университете конституционное право и теорию государства и права.
Я понимаю, в чем было возмущение сотрудников и членов избирательной комиссии. Среди сотен фотографий кандидатов в депутаты, где преобладали самодовольные лица городских и областных начальников, в одинаковых темных костюмах с широкими, немодными галстуками, взгляд избирателя обязательно остановится на грустных глазах современной мадонны, спасающей ребенка.
— Нет, товарищ! Это неприемлемо. — мне пытались вернуть фотографии Ирины: — Это совершенно неприемлемо!
— Да почему? Что вас не устраивает⁈ — я даже убрал руки за спину, фотографии доползли до края стола и там замерли — спихнуть их на пол чиновник не решился.
— Запрещено…
— Когда и кем?
— Запрещено…
— Неправда. Я читал внимательно регламент и закон о выборах. О фотографиях там не сказано ни слова…
— Ну так мы соберёмся избирательной комиссией и разработаем регламент, где определим…
— И что вы определите? Что врач не имеет права сниматься в медицинской форме, и с пациентами на руках? А на каких основаниях? Вон, господин полковник, вполне себе в форме снялся, а тут неизвестный мне мужчина на грудь орденов и значков почти двадцать штук нацепил. Им вы тоже это запретите? Напишите, что у всех кандидатов в депутаты должны быть одинаково тупые лица, одинаковые пиджаки, рубашки и галстуки. Я вас правильно понял? Только у вас не получится — по закону о выборах, после начала избирательной компании, никакие новые регламенты или правила избирательные комиссии не имеют права принимать. Ведь я прав?
Мой бывший преподаватель недовольно поморщилась и качнула головой, после чего бюрократ, что-то недовольно ворча, спрятал фотографии Ирины в пакет и расписался мне в бумаге, что все документы кандидата в