Отделение травматологии и хирургии Областной больницы.
Давненько я не был в этом огромном комплексе зданий, что расположилось на месте бывшего кладбища, что, безусловно, не прибавляет здоровья пациентам медицинского учреждения. Помню, совсем недавно кто-то умер в соседнем корпусе, прямо на лестнице… Но ладно, я здесь, все равно, по другому вопросу.
Мордатый любитель пострелять в милиционеров из охотничьего ружья лежал в отдельной палате, пытаясь нажимать на все доступные рычаги и струны, дабы «порешать» что-то по своему делу, но пока все его усилия буксовали на месте. Сначала все казалось легко — есть два мента, которые по «беспределу» приехали на его участок, начали задавать свои тупые «ментовские» вопросы его строителям, в общем вели себя не «по чину», а когда депутат Городского совета, на пару со своим охранником, решили преподать зарвавшимся ментам небольшой урок чинопочитания, начался полный «беспредел».
Семен Семенович Сорокин осторожно прикоснулся к перевязанному бедру. Он уже стер собственной в памяти, как заехав на свой участок, посмотреть, как идет строительство загородного дома, он пришел в бешенство при виде типа в «ментовской» форме, а узнав, что второй мент пошел осматривать его дом… Конечно, нужные люди обещали Семен Семеновичу, что информация о его привлечении к уголовной ответственности по сто семнадцатой статье из архивов областного УВД исчезнет, но лютая нелюбовь к ментам, которую он пронес с юности, никуда не делась. Рука сама собой потянулась к заднице, через которую, много лет назад, озверевшие менты выбили из него признание о том, как юный Сема с парочкой друзей «побаловались» с одноклассницей, предварительно напоив ее крепленым вином. Нет, нет, никто Семе палку в попу не вставлял, просто с него спустили штаны и пороли широким ремнем, пока он не вспомнил и не рассказал о том, кто держал пьяную девчонку, кто стягивал с нее трусы… А всего-то надо было этим ишакам дождаться папы Семена, что занимал немалый пост в городском торге, который бы порешал все вопросы.
В итоге папа все порешал, только через семью той дуры, которая отказалась взять новенькие «Левисы», а побежала к матери, такой же дуре, как она сама. Семен никогда не интересовался, сколько отец отдал за то, чтобы родители одноклассницы забрали заявление, но вот то, что папаша больше года не давал сыночку денег, Сема не забыл, и, когда отца «попросили» с занимаемой должности, по причине достижения пенсионного возраста, Семен Семенович о существовании родителя просто забыл. К тому времени, Сорокин –младший сам уже, получив в свое время от любящего родителя карьерный старт, сам достиг кое-каких успехов в политических раскладах Города, и старый торгаш стал ему не нужен.
Оказавшись в Областной больнице, считавшейся престижной, с огнестрельным ранением, Семен Семенович развил бурную деятельность. Дав показания прокурорскому следователю, депутат потребовал от заведующего хирургическим отделением провести в отдельную палату параллельную телефонную линию и присел «на трубку». Сначала все шло хорошо — коллеги, прокуроры и даже генерал из УВД сочувствовали, ужасались и обещали всяческую поддержку в привлечении к ответственности «беспредельщиков» в форме цвета маренго. Были даже парочка журналистов, которые за скромную подачку обещали взорвать информационную бомбу о покушении на народного избранника, но потом все как-то стихло. Мент, который оставался на стройплощадке до самого конца, вполне уверенно дал показания, что он все время был один и никакого напарника в маске с ним не было. Пуля, извлеченная из ноги депутата оказалась от пистолета его охранника, многочисленные свидетели давали противоречивые показания, а «заряженный» следователь прокуратуры, обещавший в течение двух дней найти второго милиционера, стал как-то сухо общаться по телефону. Когда Семен Семенович потребовал изменить свои показания на то, что в него стрелял первый милиционер, который был известен, ему строго посоветовали больше так не делать, иначе дело о покушении может превратиться в дело о заведомо ложном доносе. «Информационные бомбы» не взорвались — журналисты дружно отвечали, что редакторы потребовали проведения дополнительных проверок, а товарищи по партии вчера прямо заявили, что в преддверии выборов не стоит будировать эту мутную историю, а надо срочно принимать меры по прекращению скандала, иначе партия может продолжить свой путь без депутата Сорокина.
Пройти к нужному мне человеку оказалось не просто, а очень просто. «Пропуск на посещение», подписанный главным врачом прекрасно поменялся тысячной купюрой. За аренду драного халата, сорок второго размера я дал пятьсот рублей, но халат накинул свой, что остался у меня от старой работы, ну а дальше никаких препятствий не было. Когда я, предварительно постучав, зашел в отдельную палату, мордатый депутат с кем-то разговаривал по телефону. Я скромно сел на стульчик в уголке. Мордатый недовольно поморщился, но разговор не прервал.
— Да, Алексей Васильевич, раз следствие не хочет расследовать это дело, я полностью согласен с вами, что этот фарс надо прекращать. Да, я переговорю с телохранителем, чтобы он дал показания, что его пистолет случайно выстрелил. Да, постараюсь за три дня решить этот вопрос. Конечно, эти «коммуняки» могут попробовать все извратить. И вам, Алексей Васильевич, здоровья. Я позвоню, как только что-то конкретное будет.
Положив телефонную трубку на рычаг аппарата, депутат уставился на меня, как солдат на вошь.
— Что вы приперлись? Я уже сказал, что с психиатром разговаривать не буду…
— Семен Семенович… — я, в защитном жесте, выставил перед собой портфель: — Успокойтесь, не надо нервничать. Я не психиатр, и вообще не врач…
— А кто вы? На следователя прокуратуры не похожи?
— Я не служу в прокуратуре. Я представитель предприятия, с которого вы с вашими подельниками украли строительные материалы на постройку вашего, вернее нашего, замечательного дома…
Следующие десять минут депутат орал, как недорезанный. Слава Богу, для посещения столь высокопоставленного лица я выбрал выходной день, когда в отделении из врачей присутствовали только пара медицинских сестер и дежурный врач. Девушек в белом халате на сестринском посту не было, поэтому на крики депутата никто не прибежал и меня никто не вывел из отделения. Депутатский ор закончился броском в меня подушкой, которую я