— Коля, ты дурак? Уж извини меня, но как ты в артиллерии хочешь карьеру быстро сделать? В рейдах по уму не поучаствовать. Красивых девок на саблю не взять. Врага не пограбить. Это же простая служба до талого.
— Нам только в артиллерию или на флот дорога. — серьезно ответил Николай. — Если окажусь умным — попаду на батарею. Если просто бедным — на флот. Или ты думаешь, что на флоте будет сподручнее карьеру делать?
— На нашем? — криво усмехнулся Лев.
— Вот-вот.
— А пехота?
— Не такой уж я и дурак[2], — нахмурился Николай. — Ну так что? Научишь?
— Хорошо. — нехотя ответил Лев. — Но сначала нужно укрепить тело. А потом — посмотрим. Ты… да и я все еще слишком слабы. И нам бы, к слову, учителей клинка. Да и для пистолетов стрельбище было бы нелишним.
— Я поговорю с дядей. Быть может, он сам возьмется. Чай полковник гусарский. Хоть и в годах, а саблей махать должен дай боже.
— Было бы славно, — кивнул Лев Николаевич. — А теперь пошли на Голгофу.
— Куда? — не понял Николай.
— Усмирять свое тело и живот. Кашу овсяную вкушать.
— Да ну тебя, — фыркнул брат и они, улыбаясь, отправились в столовую.
— Не спросишь, кто это такие были? — тихо уточнил Лев.
— А стоит? Ты же не ответишь.
— Почему? Судя по всему, наш поручик ОЧЕНЬ обиделся. Ты разве не слышал? Сергей Павлович написал бумажку одну куда-то в Санкт-Петербург, с просьбой уволить его без права ношения мундира.
— Из-за тех слов, что он тебе сказал?
— По совокупности, братишка, по совокупности…
Позавтракали.
Отдохнули.
И Лев отправился в гости.
— Душ бы… — тяжело вздохнув, буркнул он, забираясь в коляску. — Хотя на такой жаре так и так его приму…
Извозчик промолчал.
Он вообще был угрюмым и за всю поездку не проронил ни слова. Что удивительно. Обычно-то они попадались разговорчивыми, если пассажир был один и их треп не мешал беседе уважаемых людей. Но ничего забавного они обычно не рассказывали. Так — пустая болтовня, в которой в лучшем случае проскакивали бытовые курьезы. А таких сложных конструктов, будто они «водят телегу для души» в свободное от доходного бизнеса время, в здешних реалиях не встречалось.
Пока.
Потому что Лев Николаевич не был вредной букой и попросту рассказал части извозчиков о том, что в Москве такое встречал. Не пояснив, правда, за год. И теперь рассчитывал на то, что и в Казани аналогичные ребята заведутся…
— Приехали, барин. — буркнул этот извозчик, остановив коляску.
— Держи. — протянул молодой граф ему тройную плату.
— Здесь больше, чем надо. — нахмурился мужик.
— Так и есть. Подожди меня. Потом дальше поедем.
Тот от этих слов напрягся, но несколько секунд спустя кивнул. И молодой граф с чувством удовлетворения направился в мастерскую к Игнату…
История с купцами Крупениковыми затягивалась.
Они молчали.
Просто полностью игнорировали тут встречу.
Совсем.
Вообще.
Наглухо.
Даже эти разбойнички, что с утра напали, не от них был. Об их появлении в городе Федор Кузьмич заранее предупредил — недели за полторы. Более того, сумел выяснить о том, из каких краев они заявились. Этого хватило для нужных выводов — купцы тут ни при чем. У них там знакомств нужных не имелось, зато тот самый обиженный поручик именно туда отправился служить.
Из-за чего перед Львом возник вопрос: что делать дальше. Сподобятся купцы или нет — неясно. Они, очевидно, чего-то боялись. Вероятно, воспринимая всю эту историю как провокацию и попытку на них наехать каких-то серьезных игроков. Ну и копали. Во всяком случае, Федор Кузьмич думал именно так и даже о кое-каких изысканиях Крупениковых прознал. Так что в условиях этой неопределенности Лев Николаевич же решил начать параллельный проект. Попробовать. В частности, выбрав подходящую мастерскую, он ее владельцу предложил заказ на булавки. Обычные английские булавки, которые в здешних краях еще не изобрели[3].
Почему?
Да кто его знает? Просто так звезды легли. Лев Николаевич не был знатоком истории и немало удивился этому факту. Но и клювом щелкать не стал. Сразу включился…
— Ох! Лев Николаевич! — заохал Петр, старший сын Игната, когда молодой граф зашел к ним в мастерскую. В ту ее часть, которая выполняла функцию торговой лавки. — Сейчас я позову отца. А вы присаживайтесь, присаживайтесь.
Мужчина глянул на лавку, куда этот недотепа пытался его посадить, и едва заметно ухмыльнулся. Пожалуй, после такого сидения, часть одежды придется выбрасывать. Не следили тут за чистотой… не следили. Совсем…
— Ой! Лев Николаевич, а чего вы не присаживаетесь? — удивился вернувшийся помощник родителя, возвращаясь.
И тут же получил подзатылок от отца.
— Куда ему садиться, дурень⁈ Почему у тебя там опять навалено⁈
— Как идет выполнение заказа? — проигнорировав эту почти что теплую и ламповую семейную неурядицу, спросил молодой граф.
— Все сделал, как и оговаривали, — произнес он, вытирая ветошью руки, а потом добавил: — Прошу.
Они перешли в производственное помещение, а оттуда к складу. Ну… скорее подсобке, чем полноценному складу. Игнат залез в нее и вытащил корзинку, в которой лежали деревянные пеналы. Простенькие, вроде тех, что применялись позже в школе для пишущих принадлежностей. Только сильно короче.
Мастер взял наобум первый попавшийся и протянул заказчику.
Внутри лежали английские булавки.
Десяток.
Крупные такие, но вполне функциональные и удобные. Игнат мог сделать и помельче, но именно такие отлично вписывались в текущие нужды. В частности, крепления шалей, платков и прочего.
Никаких украшений.
Просто полированные, чуть блестящие от растительного масла, массивные английские иголки.
— Сколько таких коробок?
— Три дюжины. Как и оговаривали.
Лев Николаевич поставил на небольшой чистый участок столешницы свой маленький несессер. Практически барсетку этих лет, выполненную только из кожи на жестком каркасе. Открыл ее. И достал оттуда маленький мешочек с серебром.
— Это за работу.
— Премного благодарен, — произнес Игнат, принимая деньги.
— Почем ты можешь взять сталь? Если сразу много.
— По шесть с полтиною рублёв за пуд, барин. — произнес Игнат на южнорусский манер, что для этого региона было не характерно.
— Возьми этот пуд и наделай заготовок. — сказал Лев Николаевич, выкладывая перед ним еще деньги. — И распорядись донести эту корзину до коляски.
— Конечно, барин,