— Ты же собирался на Кавказ! — удивлённым голосом сказала Татьяна. — А этот стройный юноша наш бывший сын полка. Его зовут Михаил. Ему стукнуло шестнадцать и он готов влиться в наш коллектив. Ты не помнишь его? Он живёт на Тихой.
— А-а-а… Помню-помню… Шустрый мальчишка был. А сейчас и не узнать…
Константиныч рассматривал меня, обходя вокруг, словно разрабатывал маршрут, только не щупал и бинокль не использовал, как он обычно делал, внимательно разглядывая «тропу» на скале.
* * *
[1] «Владивосток» А. Городницкий — https://rutube.ru/video/1824ce3c11f6e4db7c465245fbaff2ba/?r=plwd
Глава 5
— Горы любишь? — спросил он вдруг, словно выстрелил.
— А кто их не любит? — спросил я и расчехлил гитару.
— Пора вливаться в коллектив, — подумал я и стал ритмично бить по струнам.
Звонкие аккорды разлетелись по окрестности, а я запел хриплым баритоном:
— Здесь вам не равнина — здесь климат иной.
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как не тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил.
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят — да, пусть говорят!
Но нет — никто не гибнет зря,
Так — лучше, чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, —
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
Отвесные стены — а ну, не зевай!
Ты здесь на везение не уповай.
В горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала.
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени. Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина еще впереди.
Пока я пел, к нам на «шум» сбежались девчонки из нашего лагеря. Их оказалось гораздо больше парней. Да что-там… Парней были единицы, а девчонок человек двадцать.
— Вот это ладно спето! — восхитился Константиныч.
Он как-то странно всегда восхищался. Без подвижки мимических мышц. Словно, его лицо когда-то парализовало и оно застыло маской. Маской Фантомаса его назвать было нельзя. Он был симпатичным парнем, но я никогда не видел его смеющимся. Он не учился в Политехе, а работал на Дальприборе и представлял группу тамошних альпинистов.
— Он у нас теперь разрядник, — похвасталась Татьяна. — Ему сам Рубин его вписал. Правда не посмотрел на год рождения и Мишке придётся книжку переписывать. А чтобы время даром не терять, он выступит за нашу команду. Алма-Атинцы приехали?
Константиныч кивнул и сообщил.
— И Красноярцы. Хорошая компания собирается.
— Сам-то будешь участвовать? — прищурив левый глаз, спросила Татьяна. — Или как всегда?
— Как просить будете, хе-хе…
— Кобелино ты, Игорёк. Смотри, доиграешься.
— Ну, вот… Не успели встретиться, как ты меня обругала. А ещё на вашу стену зовёшь…
— Она не наша, а общая, — буркнула Татьяна.
— Вы — туристы, а я альпинист. Переходили бы в альпинисты, я бы выступал за вас, а так… Мне-то какой резон? Ваши «проходки» в зачёт не идут. Или была бы ты моей женой, например, я бы тогда выступил…
Константиныч привлёк Татьяну к себе, ловко обхватив за талию.
— Пошёл, — постаралась выкрутиться Татьяна, но у неё ничего не получилось. — Сашке расскажу.
— А где он, кстати? — спросил Железняк отпуская девушку. — Что это ты в окружении трёх богатырей, а без суженого-ряженого?
— Его не будет. Сессию досдаёт.
— Ха-ха… Снова завалил! Да он стабилен! Ха-ха! Зачем тебе двоечник, Танюша⁈ Выходи замуж за перспективного инженера. Знаешь сколько я зарабатываю? У-у-у… Даже на Кавказ слетать хватает. А к своему Сашеньке ты присмотрись. Он там, точно, какую-то кралю нашёл и заваливает сессию специально.
— Всё бы тебе на людей напраслину наговаривать, Игорёк.
Татьяна так произнесла «Игорёк», что мне лично захотелось сплюнуть, но я сказал:
— Песня!
И снова заиграл, но уже перебором[1]:
— У беды, хи-хи, — я не в тему хихикнул, но снова сделал серьёзное лицо. — глаза зелёные: Не простят, не пощадят. С головой иду склонённою, виноватый прячу взгляд. В поле ласковое выйду я и заплачу над собой. Кто же боль такую выдумал, и за что мне эта боль? Я не думал, просто вышло так по судьбе — не по злобе. Не тобой рубашка вышита, чтоб я нравился тебе. И не ты со мною об руку из гостей идёшь домой. И нельзя мне даже облаком плыть по небу над тобой.
Я закончил, резко прервавшись.
— Хм! Душевно! — сказал Железняк. — Кто написал?
Я пожал плечами.
— Всё! Хватит лирики! — выдала Татьяна. — Разгружаемся! Мишка, прячь гитару и… Нам с Сашкой палатку поставили?
Спросила она у приблизившихся почти вплотную своих девчонок.
— Поставили, поставили, Танюша.
— Вот! — сказала Миргородская, повернувшись к своим попутчикам. — А вы с Мишкой берите палатку в багажнике и ставьте для себя. И шустрее, вижу, дождь намечается.
— Таню-ю-ю-ш, там палатка неподъёмная, может мы как-нибудь без неё обойдёмся? Она ведь, блин, полноценная десятиместная. А потом ещё собирать её…
Загундел Костик.
— Не десяти, а двенадцати. А где мы провизию хранить будем и снарягу?
— Навес мы сделали и обкопали! — сказала ближайшая к Татьяне девушка.
— Вот лентяи! — бросила в сердцах Татьяна.
Она командовала парнями, как и девчонками, легко и непринуждённо.
— А жить где будете? Снова по девчоночьим палаткам разбредётесь?
— Так, э-э-э, они разве против? — спросил Костик и подмигнул кому-то.
— Не-не…
— Мы не против…
— Понятно, зачем вы на соревнования ездите! — улыбаясь, погрозила девчонкам пальцем Татьяна.
— Так