Валерка Гребенников после того, как я спас его задницу и имущество от грабителей ко мне проникся уважением. Сам я его не игнорировал, но и инициативу к общению не предпринимал. Он же несколько раз видел, как я уезжал то на синих жигулях Виктора, то на оранжевых «служебных» «куратора» и пытался узнать куда. «Куратор» тоже возил меня показывать руководству крайкома и райкома партии, где мне пришлось поучаствовать в согласовании плана мероприятий пионерской «спецсмены». Там тоже, кстати, просматривали фильмы с моей озвучкой и тоже впечатлились её качеством. Впечатлилось партийное руководство и тем, что меня рекомендовало не просто местные «товарищи в штацком», а «товарищи», как оказалось, из самой Москвы.
Интересной хернёй эти товарищи в штатском занимались. Что это за мероприятия такие по распространению подрывной кинопродукции в народных массах. Ведь они собирались именно что распространять идеологически чуждую СССР культуру и нравы. Но меня их танцы с бубнами интересовали по стольку, поскольку мне платил Виктор. Как я понял, это всё-таки была его «тема» с видео, хе-хе, прокатом.
Валерка всё-таки побывал у меня дома, впечатлился моей фонотекой и уломал меня, красноречивый, пускать мои диски в оборот для обмена. Я сказал, что этой хернёй пусть он занимается сам, вот он и занялся. Он брал мои диски и приносил чужие. Мы переписывали музыку через мою «Ноту» на бобины, которая, оказалась, пишет лучше Валеркиной «Астры».
Теперь я мог себе позволить писать всё, потому, что деньги на плёнку у меня теперь имелись.
Виктор самолично переговорил с моим отцом по поводу моей «подработки» и отец «дал добро». Все деньги я отдавал родителям, получая от них необходимые суммы. Мама, стала приносить более качественные вещи, за которые переплачивать, наверное, приходилось больше. Раньше она, как я знал, утаивала часть денег от отца, чтобы купить что-нибудь дорогое: люстру, хрустальную посуду, сервиз… Теперь и отцу не нужно было выходить сверхурочно и подрабатывать ночным вахтёром на той же ТЭЦ-2. Жизнь материально, вроде как, наладилась.
Так вот Валерка, как-то непроизвольно, вдруг стал моим заместителем. Он навтыкал Балдину и Ерисову, а когда пришли две грузовые бортовые машины, первым забросил в кузов свой рюкзак, попав чётко на первую от кабины скамейку и крикнул:
— Это наши с Шелестом места! Кто сунется — пасть порву и моргала выколю!
— Не борзей, Грек! — воскликнул кто-то, но тут же ойкнул.
— Сказано! Первая скамейка для командиров!
— Кто тебя командиром назначил?
— Шелест и назначил! Правда Мишка⁈
— Правда, Валерка! Гребенников назначается заместителем командира взвода, э-э-э, по воспитательной работе.
— А меня по кухне, — крикнул Ерисов.
— Отлично! Ерисов у нас отвечает за кухню.
— А меня назначь командиром, — попросил Балдин.
— Хочешь быть каптёром?
— А кто это?
— Будешь отвечать и выдавать материальные ценности.
— Хочу.
— Так и быть. Балдин — каптёр. В одну шеренгу по росту становись! — крикнул я, увидев шевеление бровей и пальцев военрука.
Взвод суматошно засуетился и с грехом пополам построился.
— Взвод! Слушай мою команду! По порядку номеров рассчитайсь!
— Первый, второй, третий… сорок второй. Расчёт закончен!
— Хм! Вроде по списку все, — мысленно удивился я.
— Смирно! — сказал я и, развернувшись кругом, сделал два шага к военруку. На мне была надета отцовская флотская чёрного цвета с белым кантом пилотка и я вскинул к уху выпрямленную кисть руки.
— Товарищ военрук! Вверенная мне группа учащихся девятого класса средней школы шестьдесят пять в количестве сорока двух человек построена. По списку вместе со мной сорок в наличии сорок три человека.
Доложился и после того, как военрук опустил свою руку, отшагнул в сторону и развернулся кругом.
— Вольно! — скомандовал Николай Семёнович.
— Вольно! — скомандовал я.
— По машинам, — сказал военрук.
— Не расходиться! На пра-во! По порядку номеров! Приступить к посадке в машины!
Свора кое-как повернулась к грузовикам и первые побежали.
— Шагом! — крикнул я.
— Серов, командир, — сказал подошедший от машин старлей. — Здравия желаю, товарищ капитан второго ранга.
Он вскинул руку в приветствии, военрук ответил.
На грузовиках стояли огромные сержанты в чёрной морпеховской форме, в беретах с красным треугольником знамени и сапогах. Они задёргивали учеников в кузов друг за другом, как будто выдёргивали морковку или редиску из грядки.
— Руки им не поотрывайте! — крикнул я. — Мне не останется.
— И разговаривает по-нашему! В военное его готовите? — услышал я.
— Да, не-е-е, — вздохнул военрук. — Травма головы у него была серьёзная. Комиссию взяд ли пройдёт.
— Травма головы? Так это сразу к нам! Хе-хе! — пошутил сталей.
На машины, к моему удивлению, расселись без проблем. Я залез по колесу через борт и умостился на скамью, отодвинув Валерку от борта.
До бухты Шамора, где должен был располагаться наш палаточный лагерь, ехали по трассе мимо ТЭЦ-2, фарфоровый завод и городскую свалку, вечно дымящуюся от тлеющих внутри неё пожаров. Запах дыма был настолько невыносим, что некоторые не удержались от шутки: «Дышите глубже, проезжаем Сочи», а некоторые расчехлили противогазы и надели.
— Третий год вожу школьников, — сказал сержант, — и постоянно одни и те же шутки.
— Осенью на дембель, товарищ сержант? — спросил я.
— Так точно, — кивнул головой сержант. — Как зовут, командир?
— Михаил Шелест.
— Ты, я понимаю, взводный?
— Так точно.
— Тогда слушай, взводный. Твоя задача, чтобы по прибытии твои не разбрелись курить, а остались в машинах. В лагере уже сейчас бедлам. Там и другие школы подъезжают. Я покажу вам вашу палатку. Покажу, где брать матрасы. Лучше сразу одного поставить в очередь. Возьмёшь с собой.
— Балдин, слышал?
— Чо?
— Хрен в… Извините, товарищ сержант. Через плечо! Всем по приезду на место до команды оставаться в кузове, Балдин идёт со мной.
— Чо я-то?