Девушка щелкнула пальцами и совершенно не боевой дрон вылетел из соседней комнаты номера, неся в магнитных держателях металлический поднос. По центру его приятным глазу сочетанием темного и красного манил небольшой шоколадный фонтан, украшенный свежей клубникой и ломтиками банана.
— Все настоящее? — ухмыльнулся я. — Или синтезировано?
— Настоящее, конечно. Не какая-то синтетика, а отборный ГМО-продукт. — заверила девушка.
В моем родном мире это заявление звучало бы как шутка, однако здесь практически все ныне живые полезные растения прошли много циклов модификаций. Это было попыткой спасти их от изменений климата и боевых вирусов, поражающих флору. Например, одну такую гадость когда-то выпустило правительство старого США с целью уничтожения наркотрафика Латинской Америки. По итогам, конечно, пострадали не только посевы коки.
Энджи взяла ягоду кончиками пальцев и медленно слизнула слой шоколада с одной стороны. В этом движении ощущались мастерство и неподдельное желание. Последнее начинало заражать меня словно вирус. Я все больше всматривался в изгибы собеседницы, но слушать ее все еще пытался.
— Серотонин очень связан с пищей, витаминами, солнцем. Его удовольствие спокойно и надёжно. Он помогает переживать стресс. Приятная штука. Мало проблем. Есть серотониновый синдром, но он не опасен при хорошем биомоде.
Я тоже взял клубнику. Есть не хотелось, но раз уж у нас лекция с демонстрацией, то надо попробовать. Шоколад на вкус оказался реально хорош. Уж не знаю как его мутили здешние производители, но ощущалось натурально и качественно. Свежесть клубники довершала композицию.
— Дальше эндорфины? — спросил я.
— Угу. Был когда-то популярен такой натуральный наркотик — опиум. Весь Китай на нём торчал.
— Слыхал.
Давай вечером с тобой встретимся. Будем опиум курить.
— Вот эндорфины — наши собственные опиаты.
— Точнее опиаты это искусственные заменители эндорфинов, — отметил я, наблюдая как лучи закатного солнца играют на загорелой коже спортсменки.
Хотя в этом мире границы понятий искусственного и естественного давно размыты.
— Эндорфины блокируют боль и дарят эйфорию. Особенно хорошо они знакомы тем, кто живет спортом.
Энджи встала в полный рост и начала стягивать узкие трико. Демонстрация становилась все интереснее. Девушка стояла ко мне боком, показывая отлично развитую мускулатуру ног.
— Мышцы болят, но это приятно, — с улыбкой произнесла она, вытягивая передо мной стройную ножку. — Эйфория бегуна и так далее. Новичка часто не загонишь в зал, а того, кто распробовал приходится выгонять. А все виноват эндорфинчик. Не только он, конечно. Но о другой биохимии дальше. Переходим к самому интересному.
Девушка перешагнула свои трико и, отогнав дрон, прочь, опустилась передо мной на корточки. Она положила руки, украшенные экстравагантными браслетами мне на брюки. Затем отбросила куда-то в сторону кепку и опустила голову мне на колено, словно ласкающаяся кошка.
— Окситоцин… — с придыханием произнесла она. — Некоторые называют его гормоном любви. Доверие, симпатия, нежность, желание раствориться в другом человеке. Все это он. Правда чудесная штучка?
Девушка поднялась с корточек и теперь села мне на колено. Терлась об него короткими движениями поясницы.
— Но есть у него и опасная сторона, — прошептала Энджи мне на ухо. — Догадываешься какая?
— Доверие это не всегда хорошо.
— Верно. Но это только малая часть. Окситоцин повышает лояльность. Не только к другому человеку рядом, но и к группе или лидеру, которого ты даже не видел. Патриотизм, фанатичная преданность, борьба между группировками. Это тоже работа окситоцина. Гормон любви, незаменимый на войне. И наконец последний на сегодня…
Анжелика распустила ворот моей рубашки и жарко поцеловала в шею, прежде чем сказать:
— Дофамин. Движение, постановка целей, достижение результатов в любом смысле. Голова убитого врага, высший балл в школе и решенная нетраннером задача. Дофамин носит много масок. Он — морковка, которую человек сам решает куда прицепить. Он — предвкушение и нереализованные желания. Болотный огонек, вечно манящий нас куда-то вдаль. Ты, Ви, просто воняешь дофамином. Твои умные мозги… — девушка провела рукой мне по затылку. — Чуть ли плавают в нём.
— Но разве это плохо?
Энджи усмехнулась.
— Тёмная сторона дофамина — неумеренность. Работа ради работы. Если его слишком много, то он словно пустота, которую пытаются заполнить карьеристы и алчные психи. Посмотри вокруг. Ты увидишь их на избирательных плакатах и фотках высшего руководства корп. Люди, которым всегда всего будет мало. Хочешь быть таким?
Мне снова вспомнилась Сьюзан. Те мысли, что я поглотил и пережил.
— Они тревожатся. Лезут все выше и выше. Нарки, которым постоянно приходится увеличивать дозу. Когда я это узнала, то многое в мире стало понятнее. Почему корпы и политики готовы не просто кучу народу положить, но и своей головой рисковать? Многие из них просто торчки. На что готов нарк ради новой дозы? На любые гадости и жестокости, — усмехнулась Анжелика, поглаживая меня по голове. — Ты хочешь контролировать все, но контролируешь ли ты свое стремление к контролю? Хочешь это узнать? Давай я сделаю тебе такой же укол.
— И что в нем?
— Трое первых. Немного серотонина, чуток эндорфина и много окситоцина. Все заряжено так, что пойдёт прямо тебе в голову. Наномашины, дружок.
— Удобно, — хмыкнул я. — Накачивать людей гормоном доверия, а потом предлагать им сделку. Давно так работаешь?
— Я ж тоже укололась. Такой вот жест доверия с моей стороны. Половина дозы тебе, половина мне. Подумай, напиши риперу, поищи в Сети. Только быстрее, пожалуйста… — снова ерзая на моей ноге, взмолилась девушка. — Мне очень хочется твоего внимания…
Позвонить риперу? Блин, а это идея.
— Да. Сейчас. Только не позвоню, а напишу.
Используя оптику, я сделал снимок шприца. На нём этикетка была. Вроде бы заводская. Все я отправил Вику с вопросом: «Насколько это опасно?»
Ответил он достаточно быстро.
«Если уверен в поставщике, то нормально. Но за руль сразу не садись и в недружелюбные компании ходить не советую. Этот препарат создавали для лечения социопатии, нервных срывов, психопатии. Так что тебе даже будет полезно. Может быть, задумаешься, что посылать подростков на смертельные бои не очень хорошо».
— Ладно, — согласился я. — Делай укольчик.
— Не пожалеешь.
Энджи сняла с меня пиджак, уважительно кивнула глядя на бронежилет и закатала рукав рубашки. Легкое покалывание, а затем… Эффект наступил быстро, если не сказать стремительно. Наномашины, сынок. В мои дофаминовые по мнению Анжелики мозги плеснули другого природного кайфа.
—