— Что же мы стоим, присаживайтесь! Кофе? — предложил Нахимов.
— А распорядитесь, пожалуйста, изготовить кофе из этих зёрен, — сказал я и выудил из своей походной сумки через плечо небольшой мешочек с зёрнами кофе.
Данный напиток был мною взят на австро-турецких переговорах в Рущуке. Я уже пробовал этот кофе. И, если правильно его сварить, то напиток просто чудесный.
— В отсутствие командующего, адмирала Александра Сергеевича Меньшикова, командование обороной Севастополя взял на себя вице-адмирал Корнилов. Я его смещаю. Владимир Алексеевич Корнилов нынче находится на одном из наших пароходофрегатов, — объяснял расклады Павел Степанович Нахимов.
Всё так, или примерно так, как и было в одной истории. И мне хотелось бы что-то изменить, вернее, убрать кого-то из этого списка. Уверен, что связка Корнилов-Нахимов будет более эффективной, если рядом не будет околачиваться Меньшиков. Но не убивать же мне его, право дело!
— Могу я задать вам вопрос, ваше превосходительство? — спросил я. И, дождавшись кивка, продолжил: — Почему флот не даёт сражение? На мой взгляд, человека сухопутного, непонятно, почему мы дозволяем снабжать англо-французскую группировку войск в Крыму.
— Более того, господин генерал-майор, здесь уже пятнадцать тысяч сардинцев, двадцать тысяч турок. По нашим сведениям поток десанта резко уменьшился. Однако, понемногу, но солдаты к неприятелю прибывают, — спокойным тоном говорил Нахимов.
Это сначала мне этот человек показался эмоциональным, но сейчас, как я вижу, нормальное его состояние — когда он сосредоточен и не проявляет лишних эмоций. Нужна высокая выдержка, чтобы говорить такие вещи так, что озвучил Нахимов, тем более для героического флотоводца, радеющего за победу.
— Мы можем потерять немало своих кораблей, в то время, как у англичан и французов становится в Чёрном море всё больше вымпелов. Так что вот такая складывается патовая ситуация, как в шахматах: они не могут подойти близко к Севастополю и начать его бомбардировку, так как нарвутся на наши батареи и мониторы, а мы не можем выйти в открытое море и дать им бой. Нам восполнять свои потери в кораблях будет нечем. Если мы потеряем даже четверть своих морских возможностей в то время, как наши враги смогут восполнить свои потери, то стратегически проиграем.
Я был благодарен Нахимову за такой развёрнутый ответ. Да, я считал иначе. По крайней мере, оборону Севастополя можно организовать при помощи береговых батарей, а также с возможностями мониторов. А флот… Он должен биться.
— С возвышенности я видел бухту Балаклавы, — решил я всё-таки высказать своё мнение. — У вас уже четырнадцать, по крайней мере, столько было доступно моим глазам, мониторов. У вас есть дальнобойность раза в два дальше, чем у любого орудия противника, это если использовать новые пушки моей конструкции.
— И весь боезапас к этим пушкам, практически весь, мы израсходовали. Под Сухум-Кале я со своего флагмана, прежде, чем встретиться с противником, произвёл более ста тридцати выстрелов из шабаринок. До этого использовал ваши пушки при уничтожении Синопского порта. А Луганский завод по моему требованию не отгрузил ни одного снаряда, — говорил Нахимов.
И в этот раз, при упоминании отсутствия снарядов, я вновь увидел эмоционального человека.
А мне стало в этот момент несколько стыдно. Ведь все снаряды, которые производил Луганский завод, отгружались именно мне. Может, в небольшом количестве были посланы в Одессу и на полигон у Александровска.
— Могу пока поделиться пятьюстами снарядами, — сказал я.
— Могу ли я обращаться к вам по имени-отчеству? — поинтересовался Нахимов, я кивнул, а он продолжил: — Алексей Петрович, вы не всё услышали. Я смог поставить ваши орудия на свой флагман! Если оснастить шабаринками два-три быстроходных пароходофрегата или даже парусника, если только предполагается хороший ветер, то можно бить врага. Подходить, обстреливать и уходить. Можно подумать о рейде вдоль побережья. Во всех портах стоят мониторы. Они помогут опираться на крепости. Можно отбуксировать туда ещё мониторы. Луганский завод что-что, а их плодит, как бы не ежедневно… Вы понимаете, что Черноморский флот в таком случае возьмёт инициативу в свои руки⁈
Я молчал. Прикидывал, что можно сделать в этом случае. Так как оказалось, что шабаринки нужны на всех направлениях. Разве же они не нужны для того, чтобы держать оборону Севастополя? Что, если англичане или французы пойдут в атаку, а в тот момент, когда они ещё даже не начали свой кавалерийский разгон, уже будут получать прилёты? Это же резко меняет всю картину сражения.
У нас, у меня, у России в этой войне есть, безусловно, техническое превосходство. Наши револьверы массовые и тем, что завозятся из Англии, нисколько не уступают. У нас есть снайперы… у меня есть. И вот ещё и пушки, которые в одной реальности должны были появиться лет так через тридцать. И всё равно мы отчего-то не можем эту войну переломить.
Или я сильно спешу? И даже засесть в Севастополе и просто не пускать противника — уже результат. Производство — вот где куётся победа России! Может быть, я не столько на своём месте. Может, мне надо было стоять у станка, смотреть, как рабочие выделывают всё новые и новые снаряды?
Или, возможно, мне стоило отправиться в Москву, в лабораторию при университете, где всё ещё стараются стабилизировать нитроглицерин и создать динамит? Кстати, слишком затянулись их работы. Нужно обязательно узнать, на какой стадии создание русского динамита. Казалось, что там ничего особо сложного нет. Но я лишь знал привычную теорию. Вот и дал задание за кругленькую сумму сделать динамит.
— Павел Степанович, завтра-послезавтра прибудет наследник российского престола, Его Высочество Александр Николаевич. Он может повлиять на Благотворительный Военный Фонд, что создала великая княгиня Анна Павловна. Этот Фонд и перебил мой заказ на шабаринки в Луганске. Куда будут отправляться пушки, купленные за деньги великой княгини, мне неизвестно.
— Благодарю вас, я понял, — Нахимов задумался, а потом что-то вспомнил и с задором сказал: — А у вас мастеровые боевитые! Ваш мастер Лукашов у нас, приехал со своими образцами картечниц. Ох, и побил же он чёрных французов!
— Ваше превосходительство, вы располагаете временем? — спросил я у Нахимова.
— Признаться, временем не располагаю. Уж простите, на праздности не смогу выделить и получаса. А на полезности хоть бы и час, — улыбаясь, сказал Павел Степанович.
— Уверен, что вам будет полезно кое на что взглянуть, — сказал я, уже