— Благодарю вас. Я требую от вас молчания и сохранения в секрете обо всем слышанном от меня. Я не желаю, чтобы преступник, заблаговременно предупрежденный об ожидающем его наказании, скрылся и нашел убежище у своих бранденбургских друзей или у моих недругов крестоносцев.
Не успел судья закрыть за собою дверь, как король быстро приблизился к другой двери и громким голосом позвал Кохана, уверенный, что последний находится где-нибудь по близости.
Рава немедленно явился. Казимир несколько раз молча прошелся по комнате, как бы собираясь с мыслями и, наконец, остановившись перед Коханом, сказал:
— Мацек Боркович осужден мною на смерть. Этот клеветник осмелился хвастаться любовью королевы, украденным у нее перстнем, старался проникнуть в ее спальню.
Взгляд, брошенный Казимиром на Кохана, который лицом и движениями старался показать, что все это ему уже известно, заставило его прервать свою речь, и он проговорил:
— Расскажи!
— Давно уже следовало этого негодяя убить, — произнес Кохан. — Он заслужил самое строгое наказание… Но ваше милосердие…
— Я буду безжалостен, строг и жесток! — воскликнул король. — Ты знаешь обо всем?
— Я многое знал, а об остальном догадался, — ответил Рава.
— И ты молчал? — спросил Казимир возмущенный.
— Я ждал подходящего момента.
Казимир окинул своего фаворита подозрительным взглядом и вдруг произнес:
— Помнишь ли ты Баричку? Ты был палачом по собственному усмотрению… Я тебя не наказал за его смерть, которой я не желал… Я молча простил тебя и спас тебе жизнь… Помнишь ли ты об этом? Теперь настал твой черед понести за это наказание!
Кохан с удивлением посмотрел на короля. Он не мог найти связи между совершенным им убийством Барички и проступком Мацека.
Казимир после некоторого размышления продолжал:
— В наказание за то, что самовольно расправился с ксендзом я назначаю тебя палачом над Борковичем. Я тебе предоставляю полную свободу… Повесь его, разрежь его на куски… Сделай с ним, что хочешь… Это уж твое дело… Но не смей мне показываться на глаза, пока он находится в живых… Ты должен его стереть с лица земли.
Кохан, не ожидавший подобного поручения, стоял, как окаменелый. Приказание было дано категорическое, неотменимое и нельзя было от него отказываться. С одной стороны он был даже польщен, что король оказывает ему такое доверие, с другой он находил, что исполнение полученного им приказания крайне тяжело и неприятно. Он знал, что осужденный — человек сильный, хитрый, ловкий и дешево не отдаст своей жизни. Исполняя миссию короля он должен был поставить свою собственную жизнь на карту.
Воспоминание же о Баричке, о котором король так долго молчал, было ему крайне неприятно, так как он видел, что Казимир не забыл его вины.
Кохан уныло повесил голову.
— Ты слышал? — повторил король. — Собирайся в дорогу. Торопись, чтобы он не убежал… Если скроется, беги за ним… Он должен погибнуть. Как доказательство его смерти ты мне представишь перстень, похищенный им у королевы… Никому ничего не говори, поезжай и не заставь меня долго ждать исполнения данного тебе приказания.
Рава хотел что-то сказать, но, взглянув на короля, не осмелился и, молча поклонившись, удалился.
В замке свита короля все еще не знала, чем был вызван его гнев. Разговор с судьей, вслед за этим вызов Кохана, приготовление последнего к дороге, распоряжение данное Казимиром канцлеру о приготовлении законного акта на имя Кохана Равы о содействии ему властей — все это в высшей степени возбудило любопытство придворных.
Королева тотчас после ухода Казимира заперлась в своей комнате и плакала. Всех охватил страх перед неизвестным страшным происшествием. Хотя никто еще на себе не почувствовал последствий гнева Казимира, однако, все окружавшие его дрожали, зная до чего он может дойти в таком состоянии.
По прошествии часа Вержинек уже знал о случившемся при дворе; весть об этом дошла и до Сухвилька, который поспешил к королю, зная, что в серьезных делах Казимир любит прибегать к его советам.
Когда Сухвильк прибыл к королю, первый пыл его гнева теперь уже прошел, но подобно тому как после вдыхания дыма остается чувство горечи, так и в сердце Казимира осталась боль и обида. Сдерживая себя и стараясь быть спокойным, он рассказал обо всем ксендзу Яну, а также о том, что приговорил Мацека к смертной казни.
Ксендз Сухвильк не посмел вступиться за виноватого.
— Негодяй заслуживает смерть, — произнес он, — но вы, ваша милость, наказывая его, поможете широкому распространению слухов о том, что должно быть покрыто мраком неизвестности…
— Кто же посмеет сказать что-нибудь после приведения в исполнение приговора? — возразил король.
Ксендз Сухвильк ничего не ответил. Король от волнения не мог усидеть на месте и все время ходил по комнате.
— Вы видите перед вашими глазами пример того, что такое рыцарство, и каковы наши дворяне, которые должны быть оплотом моего трона, — с горечью проговорил король. — Мне ставят в вину, как преступление, что люблю мужиков, забочусь о евреях, защищаю мещан! Но, Боже мой, ведь я так поступаю, потому что эти униженные, преследуемые, оскорбленные питают ко мне любовь, а те, которых я осыпал своими благодеяниями и милостями, платят мне черной неблагодарностью и изменой! Да, я этого не скрываю, я хочу поднять одних, а других подтянуть… Это справедливо и Бог меня за это не осудит.
Ксендз Сухвильк, как потомок рыцарей, почувствовал себя обиженным.
— Милостивый король, — произнес Сухвильк, — из-за одной паршивой овцы не следует так строго судить все стадо.
— Если бы только была одна! — со смехом возразил Казимир. — Я знаю и чувствую, на кого я могу рассчитывать и кого должен опасаться… Кто, как не дворяне заставили меня заблаговременно обещать корону племяннику, который насулил им золотые горы?
Король вздохнул и, обращаясь к Сухвильку, шепотом проговорил:
— Одному Богу известно, что будет в будущем. Королева надеется стать матерью…
Сухвильк низко склонился перед королем, поздравляя его и, сложив руки для молитвы, произнес:
— Дай Бог, чтобы она родила наследника престола.
— И в такое время этот негодяй посмел клеветать на королеву, — запальчиво проговорил король, опять поддаваясь гневу, — ведь он этим бросает позорное пятно на колыбель моего наследника…
Ксендз Ян начал успокаивать короля и долго при нем оставался, пока ему удалось привести Казимира в лучшее расположение духа. Этому также содействовало сознание, что дело мести за оскорбленную честь передано в руки Кохана, а в его преданности, любви, храбрости и ловкости Казимир