Поэтому я просто создаю новую, стирая пережитые кошмары и связывая между собой то, что ещё можно спасти из его памяти.
Когда заканчиваю с разумом, перехожу к телу. А именно — к глазам. Геномантия требует точности. Сетчатка — плёнка, покрытая тысячей микротрещин. Перезапускаю зрительный нерв. Стираю туман в затылке. Наполняю сосуды светом.
Он начинает видеть.
Бородатый великан захлопал глазами, как после наркоза. Увидел меня — и вдруг заплакал.
— Дядя!.. — проревел он вдруг, хрипло, басом, и кинулся ко мне. Обнял — так, что у меня чуть не хрустнуло ребро.
— Спасибо тебе, дядя!..
Я не ожидал такой горячей благодарности, хотя, конечно, сделал для него очень много. Хлопаю двухметровую дылду по спине.
— Да ладно, малыш… — бросаю. — Пустяки. Бывает. Когда вернёшь корону — сочтёмся.
Глава 3
— У-и-и, спасибо, дядя!! — бородатый детина уткнулся мне в плечо и ревёт как заведённый. — Мне так страшно!
Ох и угораздило же меня попасть. И ничего не попишешь. Личность-то у здоровяка — ребёнок.
— Всё позади, малыш, — говорю неловко. — Я вытащу тебя из Лабиринта. А потом ты снова сможешь побороться за свой трон.
Сзади — удивлённые восклицания и синхронное охренение в два голоса.
Спутницы проснулись. Гюрза и Змейка сидят, не моргая, уставились на меня, а точнее — на зарёванного бородатого шкафчика, который сейчас вжимается в моё плечо, будто я — его личный медведь-обнимашка.
Первой реагирует Змейка. Широко, с хрипотцой:
— Фаааааака.
Я пожимаю плечами, будто всё это абсолютно штатно.
— Леди Гюрза, прошу познакомиться. Это — король Острова Некромантии Брикс.
Гюрза моргает один раз, второй.
— Эм, очень приятно, Ваше Величество, — воспитание берёт своё, хоть от реверанса удерживается, ибо в боевых условиях можно.
Идём дальше.
Брикс держится за меня, как за папку. Одной рукой то и дело норовит уцепиться за мой рукав, другой — осторожно прижимает к себе что-то невидимое. Привычка, наверное. Может, когда-то у него был плюшевый мишка. Или череп. Король некромантов, как-никак.
За поворотом начинается развилка — два туннеля. Гюрза выставляет вперёд ладонь. Её ментальные щупы, как и мои, ускользают в оба направления, нащупывая сознания.
— В левом туннеле узники, — говорит леди. — В правом — много огромных пауков наподобие того, что мы убили. Я, если честно, предпочла бы просто зайти в левый и перебить психов. Это проще.
— Это, безусловно, самый лёгкий путь, — соглашаюсь. — Но давай по-честному: я телепат или нет? Я угодил в Первозданную Тьму — и что, уйду отсюда без сувениров? Без паука в банке на память?
Гюрза смотрит на меня удивлённо.
— Ты сейчас серьёзно, Данила?
— А как же! Ждите здесь. Я быстро!
И шагаю в правый туннель.
Коридор расширяется в пещеру. Воздух греет лицо, давит, как выдох зверя. Накинув теневой доспех, я двигаюсь неслышно, но открыто, не прижимаясь к стене.
А вот и пауки. Вообще никакие это, понятно, не пауки, но так проще называть. На самом деле их как будто кто-то вырезал из темноты по кривому трафарету. Восьмиконечные, десятиконечные, пятнадцатилапые. Шары с лапами, щупальцами, теневыми крюками и чем-то, что определённо должно быть вне анатомии.
Пауки сразу меня засекают, едва появляюсь на пороге.
Твари замирают, настораживаются. Я делаю рывок вперёд и в тот же миг проскальзываю мимо троих. Вязкие щупальца бьют воздух, хлещут, пытаются ухватить, но я уже вне досягаемости. Их шипение раздаётся справа, слева, над головой. Я сбрасываю пси-сеть. Она сминает троицу, заставляет их качнуться, прижаться к полу. Твари шатаются, запутываются друг в друге. Почти падают. Недостаточно слабые, чтобы лечь. Недостаточно сильные, чтобы остановить меня.
Я пробегаю дальше, пробираюсь всё глубже, мимо других охреневших от моей наглости пауков. Видимо, добыча никогда не бежала на них. Но вот я добегаю до самого огромного вожака. Его тело — как чёрный танк. Лапы, толщиной с сваи, шевелятся медленно. Вокруг него — десяток пауков поменьше. Они застыли, типа свита. А вожак сидит в центре, неподвижный.
Я, недолго думая, бросаю пси-клинки — десятки, чтобы не мелочиться. Может, хватит, а может, нет.
Оказалось, что нет. Клинки повтыкались в вожака, но словно увязли в панцире, и до сознания я не дотянулся. Нервных окончаний на панцире нет, он же состоит из Тьмы. Зато вожак заревел, он встаёт на лапы, вздымается над пещерой и понёсся на меня.
План «А» провалился.
Я достаю из теневого портала наваху. Сталь из аномального металла. Давненько не пользовался испанской «бритвой». Что ж, время наверстать.
— Ну давай, красавчик, — бросаюсь вперёд.
Всё вокруг уже ожило. Пауки рычат, визжат, скрежещут. Но никто не мешает вожаку бежать на меня.
Так, не стоим! Прыжок в сторону, проворот корпуса — и я ухожу в скользящий подкат, плавно влетаю под брюхо огромной твари, ощущая, как по плечам и спине бьют клочья пыли и капли влаги, стекающие с потолка. Камень подо мной — гладкий, отполированный лапами тех, кто ползал здесь веками, и на нём я скольжу, как по льду.
Выпрямляя руку, перехватываю наваху обратным хватом и в следующую же секунду вбиваю её в брюхо твари, в темноту, плотную и упругую, как смола. Ткань разъезжается с тихим влажным звуком, будто нож врезался в мокрую кожу фрукта. Клинок входит не глубоко — слишком мелкий для такого гиганта, слишком скромный, чтобы быть летальным. Но не в этом цель.
Через лезвие, как по проводам, пропускаю пси-импульс — не один, конечно, а целую связку. Они входят в организм паука волнами, распространяются внутрь черноты, как вибрация по струне, пробираются вглубь, туда, где сердце тьмы, где трепещет нечто, напоминающее разум, пусть и примитивный, обёрнутый в животные инстинкты.
Рукоять дрожит у меня в руке — не от сопротивления, а от того, что резонирует, становится продолжением воли, катализатором вторжения. Я чувствую, как его сознание дергается, как паутина связей внутри головы вожака начинает трескаться, сдвигаться, перестраиваться. Он не ломается сразу — нет, он сопротивляется, судорожно, как зверь, которому вживили чужой импульс.
Но импульс сильнее.
Я ощущаю, как напряжение уходит. Как на долю секунды его разум становится моим полем — открытым, пульсирующим, зловещим, но подчинённым.
Всё! Теперь он — мой.
И в этот момент сзади начинают ползти остальные пауки. Видимо, почувствовали слабость вожака и захотели ей воспользоваться.
— Поставь своих на месте, — велю огромному