А Дубный при жизни был дворянин с честью и совестью. А сейчас так вообще красавец-дроу. Чёрные волосы, голубые глаза, нежная, как у девчонок, серая кожа. Неудивительно, что на него теперь пускают слюни половина незамужних дворянок. Все барышни западают на его дроускую симпатичную мордаху.
Он, правда, до сих пор не может забыть мою бабку, которую у него увёл дед Филинов, а его самого сделал ментальным пленником без тела.
Продолжаем двигаться по туннелю. Всё просто пока. Ни развилок, ни боковых ходов, ни новых узников на пути. Только прямой путь, как стрела.
Да, кстати, те безумцы, что напали на нас раньше, были узниками. Причём здесь таких должно быть много, несмотря на то, что большинство попавших сюда умирает в первые дни. На Острове Некромантов ссылка в Лабиринт используется вместо электрического стула и смертельной инъекции. Сюда скидывают всякий сброд — не для перевоспитания, а чтобы исчезли. Убийцы, насильники, извращенцы, ритуальщики и мразь всех мастей. А также политические преступники и те, кто не платил налоги. На Острове с этим жёстко: провинился — в Лабиринт. И живи как хочешь. Или не живи — тут неважно.
По мыслеречи пробивается сигнал. Это Студень.
— Шеф, прости, Лакомка говорила не отвлекать тебя, но тут важная информация. Я не могу не сообщить.
— Говори, — разрешаю с барского плеча. Я всё равно топаю уже битый час, и мне скучно.
— Семибоярщина собирает гарнизон, — говорит старший гвардеец. — В соседнем с Невинском графстве. Это земля свата Трубецкого. Там засветились и люди Паскевичей. Всё указывает на князя Паскевича. Он снова мутит воду против тебя и уже склонил бояр.
Паскевич. Снова этот урод. Как же он достал. Как и Семибоярщина, впрочем. Бояре никак не научатся не лезть ко мне. Интересно, как князь их уломал? Или они сами не могут долго жить, не рискнув собственной шеей и всем, что имеют?
— Григорий Калыйр тоже здесь и просит поговорить с тобой, — добавляет Студень. — Я ему дам вассальное кольцо, если ты не против?
— Давай, — разрешаю.
В ментальный канал тут же влетает знакомый ментальный отклик казаха.
— Даня, слушай, — говорит Гришка. — У меня тут неподалёку от твоего портала собралась группировка Старшего жуза. Мы хотели двинуться на охоту…
— Помню что-то такое, — вспоминаю. — Ты говорил, что готовишь большую вылазку на Ту сторону.
— Всё верно. Только никуда мы не двинемся. Мы остаёмся там же, в боевом ожидании. Если те же бояре сунутся — мы рядом. Выдвинемся, прикроем, поддержим твою гвардию, если надо.
— А остальные из жуза согласны?
— Да, конечно! Казахи не забыли, как ты помог им. Благодаря тебе наши степи живут, как никогда. Роды богатеют. Мы отдадим тебе долг.
От поддержки жуза отказывать не буду, тем более что Гришка вообще прав.
Все мои союзники в большом плюсе. Разбогател не только Гришка и род Калыйр, но и другие рода казахов, с которыми мой клан имел торговые отношения.
Я тоже, формально, богат. Если тупо по цифрам — побогаче казахов. Да только дофига денег жрут всё те же Междуречье, Боевой материк, Шпиль Теней. Инфраструктурные проекты — что те же колодцы. Если бы не тратился на них, то прибыль была бы огромная. А так — деньги есть, прибыли почти нет.
Вся выручка уходит в дело ради будущего. Но очень скоро всё это окупится и принесёт ещё большую прибыль.
— Я это запомню, Гриш, — сообщаю. — Так и передай всем родам Старшего жуза, что остались с тобой.
Паскевич хотел сыграть на моей договорённости с Царём. Мне ведь запрещено держать в Царстве большой контингент. Да вот только в этот договор не входят союзники. А их у меня хватает. Не только казахи, но ещё Морозовы, Фирсов, Гиберские. Пожалуй, скажу-ка Лене, чтобы договорилась с ними о возможной поддержке в случае чего. Никто не откажется. Ведь Вещие-Филиновы умеют благодарить.
Идём дальше. Лабиринт уже почти как родной. Привычная тьма, непротивная сырость и почти никаких неожиданностей. Даже уютно, если честно. Знаешь, чего ждать.
Тонкое чёрное пятно скользит по стене, словно ожившая тень. Местная зверушка. Таких тут хватает. Тот паук, которого мы загасили, был такой же, только больше.
Змейка замечает её первой — и всё. Щёлк! Включилась охотница. Пружинит, шипит, зрачки щелевые, когти скребут по камню, пытаясь поймать зверушку-пятно, хвост метается из стороны в сторону, волосы-змейки интенсивно вьются.
И я, от нечего делать, решаю попробовать подключиться к зверьку. Он, судя по ощущениям, почти целиком состоит из плотной Тьмы — не из плоти в обычном смысле, а вязкой субстанции, которая получается, если спрессовать Первозданную Тьму. Телепатия — дело сложное, к каждому виду разума свой подход. А местные твари вообще не имеют нервных окончаний. Но с десятой попытки у меня выходит. С трудом, через сопротивление, но я нахожу нужный импульс.
Разум у «пятна» простенький. Проблема именно подобрать ключ, а уж управлять им — очень просто. Я заставляю его бегать по стене, петлять, но не уходить в норы. Задача одна: дразни Змейку. Пусть попрыгает.
И он дразнит. Прыгает, ползёт, замирает — и снова ускользает в последний момент. Змейка в полном экстазе: шипит, взвизгивает, царапает стены, уже чуть не снесла кусок прохода, не устроив завал. Оскалилась, глаза светятся. Хвост колотит по камню, как у бешеной ящерицы.
Ломтик помогает змееволосой — подбадривает её визгливым тявканьем.
Гюрза, наблюдая за Горгоной, неожиданно улыбается уголком губ:
— Как кошка прямо…
Я хмыкаю:
— Все женщины как кошки.
Она переводит на меня взгляд. Подозрительный, со льдом.
— … милые! — поспешно добавляю.
Гюрза кивает довольно. Фух, это был опасный момент.
Через полкилометра тоннель снова сужается. Я первым захожу за поворот и тут же останавливаюсь. Резко поднимаю руку.
— Там ещё узники. Свежая партия. Готовьтесь.
Не проходим и две сотни метров — и почти сразу натыкаемся на шайку слепых безумцев, которых закинули сюда отбывать последние дни.
Пятеро узников обступили шестого. Тот сидит на голом камне, обхватив колени, тихий, неподвижный. Вся его поза — сплошное отрешение. Безумец, да. Но не как остальные. Какой-то он сломленный. Даже удивительно, как дожил