— Метель-метель, экранизация Пушкина, — проворчал я. — Ладно. Порешаю этот вопрос. Но раньше ноября результата не будет. Есть ещё какие-то просьбы и пожелания?
— Пока нет, — ошарашенно крякнул кинорежиссёр.
— Только никому не слова, что у меня наверху кто-то сидит, — шепнул я и улыбнулся, так как пушкинскую «Метель» и без моего заступничества должны были запустить в прокат, после снятия Никиты Хрущёва.
Затем, прощаясь с Басовым, я пожал его руку, и вдруг меня что-то больно кольнуло прямо в затылок. Словно невидимая иголка вошла в мой мозг и обожгла всё внутри. Естественно никакой иголки не было и в помине, просто кто-то неведомый в данный момент сверлил меня взглядом полным ненависти и злости. Из-за чего я резко оглянулся, но кроме толпы разодетых по моде 19-го века киноактёров никого не увидел. Однако ощущение присутствия странного незнакомца никуда не делось. И тут же появилось огромного желание этого незнакомца вычислить и взять.
Поэтому я двинулся прямиком на шумную и пёструю актёрскую братию. «Сейчас ты занервничаешь, дёрнешься, побежишь, а я тебя поймаю, и уши так оттяну, что мама родная не узнает», — подумал я, вклиниваясь между киноактёрами, которые после трудного съёмочного дня потянулись либо в столовую, либо в буфет. Но смешавшись с толпой, что вползла внутрь главного корпуса, мгновенно появилась мысль, что мне пора бы подлечить нервишки. Какие-то невидимые иголки в мозг, какие-то кривые взгляды — всё это может закончиться манией преследования и паранойей. Между тем у меня ещё полно самых разных грандиозных планов и важнейших дел, и эта глупая параной мне ни к чему.
«Ерунда какая-то, ради чего я гонюсь за каким-то человеком? Бред», — проворчал я про себя, уже намереваясь повернуть обратно, на улицу. Как вдруг мои глаза случайно наткнулись на странного парня в рабочей спецовке техника. Он стоял примерно в двадцати метрах от меня, повернувшись спиной, и усиленно делал вид, что читает газету. И я готов был поклясться, что незнакомец вздрогнул, как только мой пристальный взгляд зацепился за его ничем не примечательный затылок. К сожалению нас разделяли десятки человек, которые сновали туда и обратно. И при всём желании, я не мог, как на футбольном поле свободно разогнаться, и поймать его за руку или плечо. Из-за чего мне пришлось, сталкиваясь с другими сотрудниками киностудии, медленно продвигаться в нужном направлении. И тут незнакомец буквально рванул в один из бесконечных коридоров «Мосфильма». Я, конечно же, побежал следом, но через четыре метра врезался в какого-то мужчину в старомодном пиджаке и еле-еле устоял на ногах.
— Ты что, Феллини, ошалел? — прорычал на меня Василий Шукшин. — Я тебя зову, кричу, а ты — ноль внимания, фунт презрения. Зазнался?
— Извини, Василь Макарыч, задумался, — буркнул я.
— Пошли, надо бы поговорить, — подхватил меня под руку Шукшин и потащил на то самое место, где мы несколько минут назад секретничали с Владимиром Басовым. — В общем, зарубили мою сценарную заявку в редакции киностудии, — сказал он, когда мы снова оказались на площади перед главным корпусом.
— Это про «Варраву»? — спросил я для уточнения. — Про разбойника, которого отпустил Понтий Пилат?
— Про него, про кого же ещё? — проворчал Василий Макарович. — Тут слух прошёл, что у тебя появился какой-то высокопоставленный заступник, — прошептал он. — Так ты давай, как соавтор сценария, подсоби.
— Я думал, что это у нас на «Ленфильме» слухи распространяются чересчур быстро, со скоростью звука, — криво усмехнулся я. — А оказывается на «Мосфильме» скорость слухов ещё выше и равна скорости света, 300 тысяч километров в секунду.
— Ну, так ты поможешь или как? — насупился Шукшин.
— Чтобы мне легко решать такие и прочие подобные вопросы, — пробурчал я, — требуется в ближайшее время отработать по самой настоящей системе «игрек».
— Какой системе?
— Игрек, — усмехнулся я. — Представь: идёт поезд, на пути — река, а моста нет. Однако поезд не встаёт на запасный путь, он плавненько на воздушной подушке поднимается в воздух, перелетает реку и снова опускается на рельсы. И этот поезд — я. Вот такие печки-лавочки, Василь Макарыч.
— Ерунда какая-то, — занервничал Шукшин. — Ты мне лучше ответь без вечных своих выкрутасов, без этих своих пижонских аллегорий: поможешь?
— Помогу, но не раньше ноября, — тяжело вздохнул я. — Если мой «игрек» сработает, то я ещё и не таких дел наворочу. Только это между нами. Планы, Василь Макарыч, любят тишину.
* * *
Приблизительно к 9 часам вечера в легендарном московском ресторане ВТО, где любил ужинать Михаил Булгаков и где Владимир Высоцкий ещё только познакомится с Мариной Влади, веселие, как говориться, дошло до точки. Сегодня в это заведение, словно пчёлы на мёд, слетелись представители почти всех театров Москвы. Поэтому между столиками постоянно шло что-то наподобие броуновского движения. Это когда все всех приблизительно знают, и каждый с каждым норовит чокнуться, выпить и перекинуться парой незначительных фраз. И громче всех праздновали завтрашнее открытие театрального сезона художественный руководитель и актёры «Современника».
В отличие от самого передового театра страны за моим столиком все держались в рамках приличия. Никто пьяных песен не горланил, пытаясь перекричать играющий на маленькой эстраде джаз-бэнд, и лицом в салат пока никто не нырял. Хотя компания у меня подобралась не маленькая и не такая уж и безобидная. Олег Видов неожиданно пришёл в обществе Татьяны Иваненко и Виктории Лепко. Я привёл в ресторан свою любимую Нонну Новосядлову, её однокурсницу Наталью Селезнёву и Анастасию Вертинскую. А тройка товарищей: Савелий Крамаров, Владимир Высоцкий и Лев Прыгунов пришла сама по себе.
— Бездарно отработали, бездарно, — жаловался Высоцкий на съёмки фильма, которые на днях закончились в прибалтийской Юрмале.
— Лично я, сделал всё что мог, и к себе претензий не имею, — не соглашался с ним Крамаров. — Кстати, Феллини, а ты чего молчишь? Мы все ждём, а ты как воды в рот набрал.
— Да, как там наш детектив? — поддакнул Прыгунов.
— С детективом всё хорошо, — тяжело вздохнул я. — «Тайнам следствия» выдали первую прокатную категорию. Но, — сделал я многозначительную паузу, — окончательное решение, когда фильм выйдет на экраны, будет принято в ноябре. И в ноябре я обещаю всем вам много большой и