— На пятый год существования нашей научной группы и лаборатории произошло одно крайне странное событие, — произнёс Василий Николаевич и, сильно закашлявшись, начал задыхаться.
— Что случилось⁈ — закричала ему прямо в ухо незнакомка. — Быстрее!
— Старые испытуемые пропали, а вместо них появились но… вы… е… — пробормотал академик и его безжизненное тело рухнуло на пол.
* * *
То, что комедия — самый сложный жанр, догадались ещё на заре зарождения кинематографа. Шаг влево — не смешно, шаг вправо — пошло, а за прыжок на месте могут и по шапке врезать. Даже знаменитому Чарли Чаплину за картину «Великий диктатор» так в Соединённых штатах врезали, что тот перелетел через Атлантику и от греха подальше поселился в нейтральной Швейцарии. По этой причине режиссёров-комедиографов во всем мире раз, два, три и обчёлся. И все они, словно канатоходцы, танцуют на проволоке надо рвом, который усеян шипами, кольями и разными ползучими гадами. И поэтому характеры у этих режиссёров-комиков с годами становятся всё хуже и хуже.
И Леонид Гайдай не был таким исключением. В понедельник 31-го августа 1964 года во второй половине дня Леонид Иович с таким лицом ходил по съёмочной площадке кинопавильона №7, что многие его подчинённые старались лишний раз не отсвечивать. Первым после обеда он отчитал художника декоратора. По его мнению обстановка в студенческой аудитории, где профессор «Лопух», в исполнении актёра Владимира Раутбарта принимал экзамены, выглядела недостаточно правдоподобно.
— Где колбы? Где электрические приборы? Где эта самая кристаллическая решётка? — прошипел он.
— Спокойно, Лёня, всё уже в пути, — хитро усмехнулся многоопытный ветеран «Мосфильма» Артур Семёнович Бергер. — В пути, всё в пути.
— Как чего-то не хватает, так это обязательно в пути, — проворчал Леонид Гайдай, посмотрев по сторонам в поисках новой «жертвы».
«Сейчас сцепится с главным оператором, что камера не так стоит, что света в аудитории мало, и прощай съёмочная смена до завтра», — тут же подумалось мне, поэтому, не теряя ни секунды, в дело спасения знаменитой советской кинокомедии «Операция „Ы“» вклинился я.
И вообще, если смотреть глобально, то я вклинился в этот 1964 год из далёкого, но не совсем светлого будущего. Зашёл в кинозал глянуть одним глазом на фантастический «Аватар: Путь воды», а очнулся в общежитии киностудии «Ленфильм». И что характерно очнулся молодым, здоровым, полным сил, с другой фамилией, именем, отчеством и в другом теле. И теперь я не старый занудный душнила-пенсионер. Теперь я — 24-летний перспективный кинорежиссёр Ян Нахамчук, по прозвищу Феллини, которое приклеилось как-то само собой. И кстати, до сих пор не понимаю: как такой фантастический перенос сознания из будущего в прошлое мог произойти?
— Леонид Иович, я что-то не уловил, а наш Шурик по какому предмету сдаёт экзамен? — спросил я у Гайдая, показав ему сценарий.
— Какая разница? — шикнул на меня мэтр легендарного советского кино.
— Вообще-то большая, — пробурчал я. — Колбы и кристаллическая решётка — это химия, электрические приборы и электрофорная машина, где возникает искра — это электротехника. А синхрофазотрон, о котором говорит студент Дуб в общежитие — это физика элементарных частиц.
— Ну и что? — зло вперился в меня Гайдай.
— Как что? — всплеснул я руками. — Если Шурик и Лида читают конспект по Сопромату, где изучается сопротивление материалов на кручение, изгиб, сжатие и растяжение, то зачем нам ещё три разных дисциплины? И кстати, старая студенческая присказка: «сдал сопромат — можно жениться», нам как раз будет в тему.
— Белиберда какая-то, — по-стариковски закряхтел 40-летний режиссёр. — Ну, допустим. Что ты предлагаешь?
— Во-первых, колбы и электрофорную машину отставить, — я начал загибать пальцы. — Здесь требуются гири, зажимы, противовесы. Перекладина, на которой что-нибудь тяжёлое болтается. Плакат с эпюрами моментов. И третье, надо чтобы после экзамена приятель Шурика спросил: «Как сопромат?». А тот ему ответил: «Отлично. Сдал. Могу жениться». И тогда на крыльцо института вполне по логике сюжета выплывет наша красавица студентка и комсомолка Лида.
— Хе-хе, а парень-то дело говорит, — поддакнул мне художник-постановщик Артур Бергер.
— Делайте, что хотите, тащите свои гири, перекладины и эти — купюры моментов, — отмахнулся Гайдай и тут же скомандовал, — товарищи актёры, все на исходную. Репетируем!
И как только голос Гайдая, усиленный мегафоном, разлетелся по студийному павильону, техники, осветители, актёры первых и вторых ролей, ассистенты оператора и режиссёра тут же забегали, словно дело происходило на плацу перед построением. «Лихо, — присвистнул я, — у меня на съёмочной площадке такой дисциплины не было». Однако затем началась репетиция сцены, где студент-картёжник безуспешно сдавал экзамен, и народ, не задействованный в эпизоде, снова расползся по кинопавильону куда попало.
А между тем картёжник в исполнении Валерия Носика и профессор «Лопух», Владимир Раутбарт, с поставленной задачей пока не справлялись. Небольшой текст сценария они отыгрывали без запинок, но то, что происходило в кадре было совсем не смешно. Хуже того — этот актёрский этюд выглядел просто нелепо. Представьте: сидит суровый преподаватель, а перед ним стоит студент и, постукивая себя то по одному плечу, то по другому, затем три раза хлопает в ладоши и вытаскивает якобы счастливый билет. Лично я, такой цыганочки с выходом ни на одном экзамене никогда не видел.
— Нет правды жизни, — тихо проворчал Леонид Гайдай, когда актёры отыграли эпизод в третий раз. — Ты что примолк, Феллини? — покосился на меня главный режиссёр. — То трещал без перерыва, а тут воды в рот набрал.
— Да вроде живенько получается, — высказался главный оператор Константин Бровин.
— Живенько, но не смешно, — прошипел Гайдай. — Смех, товарищи, дело серьезное. Что-то тут не то, я печёнкой чувствую.
— Леонид Иович, у нас на «Ленфильме» поговаривают, что вы за каждую удачную шутку или идею платите бутылку шампанского? — спросил я, припомнив одну актёрскую байку, рассказанную большим шутником Юрием Никулиным.
— И кто тебе ляпнул такую ересь? — прошипел Гайдай, у которого от возмущения тут же запотели очки.
— Пёс Барбос на хвосте принёс, — крякнул я. — Хорошо, поработаю без шампанского.
После этой реплики вокруг раздались тихие и робкие смешки. Затем я встал со своего стульчика и прошёл к экзаменационному столу, где находились актёры Носик и Раутбарт. В принципе, как срежиссировать данную сцену мне было известно давным-давно, с того самого момента, как