— Ларс Хёрмандер тебя устроит? — подал голос Джордж. — Он из Стокгольма. Швед.
— Устроит! — крякнул Вудрофф, шлёпая в ладоши, и выговорил по-русски: — Начинаем действовать по вновь утвержденному плану!
[1] Фрэнк Карлуччи — заместитель Стэнсфилда Тёрнера, адмирала и директора ЦРУ. Вернон Энтони Уолтерс представляет военную разведку США. Мортон Абрамовиц — помощник министра обороны США по вопросам международной безопасности, главный планировщик специальной деятельности на Ближнем Востоке. Грэм Фуллер — шеф станции ЦРУ в Кабуле, разработчик стратегии вовлечения исламских радикалов в борьбу против СССР в Афганистане.
Глава 22
Четверг, 8 марта. Утро
Ленинград, Измайловский проспект
Сегодня выходной, и можно было поспать подольше, но особям мужеска полу в Международный женский день валяться не положено. Табу.
Восьмого марта все рыцари Советского Союза — от сопливых оруженосцев до престарелых дон кихотов — усиленно ухаживают за Прекрасными дамами, являя заботу и любовь.
Девчонок из класса мы поздравили еще вчера, скинувшись на шоколадки и открытки с цветочками — благодарность была отложена до переменки… По моим наблюдениям, отдельного «спасибо» удостоились всего трое. Паштет с Арменом гордо лучились весь следующий урок, а меня, брошенного, чмокнули и Яся, и Кузя.
По-моему, Зорька, судя по страдальческому выражению ее лица, тоже была не прочь, но выдержала характер, лишь бы сохранить надрыв в наших запутанных отношениях.
Но самым искренним поцелуем, робким и нежным, меня одарила Тома, оставшаяся в единственном числе; не Мелкая и подавно. А я ведь даже цветочка ей не подарил, поздравил просто…
…Мы с папой, шикая друг на друга, прокрались на кухню. Трогательные веточки мимозы, непременный атрибут 8-го Марта, как ёлка на Новый год, уже красовались в вазочке, радостно желтея соцветиями, а теперь нам предстояло сочинить завтрак для мамы — пускай хоть сегодня понежится в постели.
Не надо рано вставать, вскакивать и бежать, готовить-стирать-мыть-подметать! Зато, в кои-то веки, можно заняться собой — никуда не спеша, ни о чем не беспокоясь — в плавном ритме медленного танца…
— Поднос! — сурово шепнул отец.
— Вымыт и протерт! — отрапортовал я.
— Тогда за мной яишенка.
— Поджарь сразу пару хлебцев, — присоветовал Соколов-младший. — Она так любит.
— Ого! — хмыкнул Соколов-старший. — «Опыт, сын ошибок трудных»?
— Ой, пап, забыл совсем… — я смешался, и мысли раскатились, как бусины из порванных четок. — В эту субботу… Передача будет, «Очевидное-невероятное»… В общем… Меня там покажут.
— О как! — папа даже растерялся. — Дела… Эк ты растешь, сына.
— Не по дням, а по часам, — вздохнул я, стряхивая одеревенелость, и быстро нашел себе занятие: — О, кофе сварю!
Мазнув взглядом по отцовской задумчивой улыбке, я тихонько прикрыл дверь, чтобы заглушить дребезжание кофемолки, и достал отмытую с вечера, начищенную джезву. На минутку зависло молчание.
— О-хо-хо… — наигранно вздохнул папа, колдуя над глазуньей. — Проблемка-с!
— Какая?
— А ведь твоя мама и в обед трапезничать изволит! И что прикажете подать? Икру заморскую — баклажанную?
Отец подвинулся, пуская меня к плите. Хлопнул еще один синий венчик — я придавил огонь медным донышком турки.
— Пирог беру на себя, — мне удалось передать голосом уверенную весомость. — Конфитюр плюс замороженная клубника — мама еще не всю съела… Короче, будет с чем чаёк попить. И вообще — выпить!
— Коньячок-с! — плотоядно заурчал папа.
— Да-с! Первое, считаю, для праздничного ужина… м-м… не совсем, — смутно выразился я. — Разве что соляночка… Не, лимона нету. Слушай, а давай… голубцов?
— Эк ты мудрёно-то, — крякнул папа в жестоких раздумьях. — Фигуристо!
— Ленивых голубцов, — значительно сказал я, уточнив формулировку.
— А-а! — Отец моментом взбодрился. — Тогда другое дело. Принимается! Так. У меня всё готово.
— И у меня… — начал я и засуетился, звонко шлепнув себя по лбу: — Молоко забыли!
— Ась? Стакан!
— На!
Батька кинулся к холодильнику поперед меня, и плеснул пастеризованное из треугольного пакета — набралось ровно полстакана.
— Ковшик!
— Вот!
Вскипело быстро.
— Ситечко!
— Лей! — выдохнул я.
— Сахар!
— Сыпь! Не-не-не! В большую чашку мама три ложки кладёт!
— Всё-то ты знаешь… — хмыкнул папа, и выдохнул: — Понесли!
И мы торжественно прошествовали в родительскую спальню. Мама лежала под одеялом, но уже в цветастом халатике — ждала своих верных паладинов. Ненакрашенная, но симпатичная, розовая после сна, она выглядела именно такой, какой была — родной и милой.
— Доброе утро, мам! — сказал я с выражением.
— С праздником! — грянул отец.
— И вас, мои дорогулечки, — расчувствовавшись, мама села, протягивая к нам руки, — мои лапусяточки!
Я прыснул, щекой ощущая горячее касание губ.
— Так и вижу мужественного такого, брутального идальго… — мне еле удалось выговорить.
— Ага! — живо подхватил папа. — А прекрасная дева бросает ему свой надушенный платок с криком: «О, мой лапусёночек»!
Мамуля рассмеялась первой, и обняла обоих «дорогулечек».
— Пей свой кофе, Ирочка, — проворковал отец.
Я молчал и улыбался. Семейная идиллия…
Там же, позже
Праздник удался. «Голубчики-лодыри» зашли на «отлично» — да с густым болгарским кетчупом, да под духовистый «Арарат»… Вся наша дружная ячейка общества решила единогласно, что ужин стоит провести в том же формате, еще и на утро останется.
К вечеру мы с папой сильно притомились. Спасибо маме, дала передышку — послала нам воздушный поцелуй, и упорхнула в парикмахерскую. Третий час порхает…
А доблестные рыцари, кои с веником и шваброй наперевес одерживали победы над пылюкой, кои храбро сражались с посудой и выходили из битвы почти без потерь, устроились перед телевизором — набираться сил и терпения.
Шли «Новости». В неспокойном Тегеране женщины устроили марш протеста — возмущенные персиянки выступили против обязательного хиджаба.
Я кривенько усмехнулся. То ли еще будет… А что будет? Что грядёт? Будущее всё пуще, всё гуще заволакивалось туманом.
Если в Вашингтоне решили-таки устроить провокацию с «Боингом» — на три года раньше привычной мне реальности! — то чего еще мы дождемся от Картера? В Польшу Джимми точно не полезет — ситуация там потихоньку-помаленьку нормализуется, устаканивается, а «Восточный Общий рынок» обретает реальные черты, не дожидаясь Большого Совещания.
Нагадят в Афгане? Вполне возможно — как завещал великий Збиг… Бжезинский, правда,