Резюмируем. США, фактически лишившись одноразовых ракет-носителей, будут вынуждены использовать «шаттлы».
Американцы надеялись резко снизить стоимость доставки грузов в космос. Так, если вывод на орбиту 1 кг полезной нагрузки с помощью ракеты «Сатурн-5» обходился в 2000 долларов, то разработчики «шаттла» наивно полагали, что эту цену можно будет снизить в двадцать раз. На деле же выйдет иначе — она вырастет вдесятеро, до 20 тысяч долларов за килограмм! Таким образом, космонавтика, и без того недешевая, станет для Америки сверхдорогой.
Разумеется, Штаты преподнесут это свое поражение как победу, будут всячески хвастать «самым большим космическим кораблем», но все эти рекламные потуги останутся ничем иным, как воплями отчаяния.
В то же время мы рекомендуем продолжать отечественную программу по созданию «советского шаттла», поскольку в ее основе — сверхтяжелая ракета-носитель, что само по себе важно (СССР получит возможность вывода на орбиту грузов в 100–150 тонн). К тому же существуют проекты сделать обе ступени нового супертяжа многоразовыми. А благодаря развернувшимся в этом месяце работам по созданию модульной орбитальной станции нового поколения, советский аналог корабля-челнока («Буран», «Буря» или «Байкал», название еще не устоялось) может в перспективе принести неоценимую пользу народному хозяйству СССР.
Ведь создание и развитие космической индустрии выгодно не только тем, что полеты на орбиту станут рентабельными, но и резким технологическим рывком для экономики в целом.
Причем, особенно эффективное воздействие данный «большой скачок» окажет на оборонно-промышленный комплекс, поскольку на первых порах, на этапе мелкосерийного производства, те же изделия, полученные методом безгравитационного литья, выйдут весьма дорогими, но практически не знающими износа; следовательно, незаменимыми в самых ответственных узлах вертолетов, самолетов и даже танков. А на обороне, как вы знаете, не экономят.
QLS '
Аккуратно вложив исписанные листки в конверт, я заклеил его, надписал, куда и кому, вложил между страниц старой газеты, сунул в портфель…
— Всё! — выдохнул, стягивая перчатки, и тут же фыркнул, кривя губы: — Ага, «всё»… А доставка? Это тебе не теоремы щёлкать… Бли-ин!
Стрелки часов совестили меня, указывая на опоздание.
Котлету я заглотил, аки питон. Плюхнул в стакан загустевшее какао со сгущенкой, бешено заработал ложечкой… Выпил половину, обжигаясь, и побежал в школу.
* * *
Легкий морозец не навевал мыслей о близости весны, зато бодрил, придавая мне ускорения. Оскальзываясь на ледяных корочках, я одолел последний поворот… В пределы школы ворвался под веселый дребезг звонка. Опоздал!
«Еще эта дурацкая сменка… — нервозно пыхтел я, переобуваясь. — Напридумывают… Ч-чёрт…»
Из раздевалки я скакал через две ступеньки — «вверх, вверх, до самых высот»! — и лишь в затихшем коридоре сбавил шаг, отдуваясь. Наскоро перебрав варианты уважительных причин, гордо отринул их все.
«Покаюсь! — дернул губами в улыбке. — Ибо тяжек грех опоздания, и не отпустить его… Не… Первым уроком у нас — математика, Биссектриса простит…» — юркие мыслишки шмыгали в голове, не ведая стыда.
Перекладывая портфель из руки в руку, я наскоро пригладил растрепанные волосы, всё круче задирая бровь. Шум и галдеж, что неслись из 10-го «А», различались ясно, но запоздалое удивление настигло меня лишь в тот момент, когда Женя выглянула из-за приоткрытой двери, и тут же скрылась, громко пища: «Идёт, идёт!»
Выдохнув, я храбро шагнул в класс. Все чинно сидели на своих местах и, как птицы в стае, разом обернулись ко мне, странно улыбаясь или сдержанно хихикая. А Светлана Павловна замерла у доски в позе дирижера, чуть вскинув руки.
— Три-четыре! — энергично скомандовала она.
И десятый «А» дружно грянул:
— Поз-дра-вляем! Поз-дра-вляем!
Мое ошеломление было столь велико, что висок не вершил даже малой работы. Я на рефлексе проблеял, что опоздал-де, и классная комната зашаталась от громкого здорового хохота.
— Да он еще ничего не знает! — рассмеялась Биссектриса, сияя, и с гордостью занавесилась похрустывавшим номером «Комсомольской правды». А там статья на полполосы, и заголовок звонкий — «Победитель невозможного»… И мое фото.
Довольно удачный снимок — я сижу вполоборота, поигрываю карандашом, взгляд задумчивый… Вроде, и в объектив гляжу, а вижу иное. Нет, лучше так — «прозреваю»…
— А, ну да… — промямлил я, внутренне ёжась.
По классу вольными разливами разошелся смех, отзываясь простодушными улыбками.
«Начинается…»
И что эти «звёзды» хорошего находят в популярности? Не понимаю. Все взгляды на тебя, и сразу так неуютно делается… Где былая непринужденность, пускай даже показная? Нету ее.
Зато деревенеешь и зажимаешься, как знатный тракторист на съемках «Голубого огонька»…
— Поздравляю, Андрей! — торжественно сказала Светлана Павловна. — Когда выйду на пенсию, напишу мемуары… И буду гордиться, что учила самого Соколова!
Все заулыбались, а Яся вскочила, протягивая мне газету.
— Подпишите, Андрей Владимирович! — воскликнула девушка с непривычным для нее кокетством.
— И мне! — подпрыгнула Тома.
— И мне! И нам! — загомонил весь класс, и Светлана Павловна махнула рукой в порыве бесшабашности.
— Ладно! Урок отменяется. Сейчас нам Андрей докажет Великую теорему Ферма! А газет хватит всем — редакция выделила школе аж две пачки… Соколов, к доске!
* * *
Quod suus quam saecularia gloria venit.
Ну, Квинт Лициний Спектатор выразился бы, наверное, подобным образом. «Так приходит мирская слава»…
Вот они, замерцали в темени безвестности — начальные проблески того самого паблисити, которого я добиваюсь — и которого бегу. И до чего же здорово, что первыми моими «фанатами» стали друзья, одноклассники и одноклассницы! С ними мне полегче как-то…
Десять лет мы вместе. Ссорились, дрались даже, мирились, влюблялись… А как в третьем классе сплотились — и отлупили задиру-пятиклассника! А в восьмом маршировали по школьному коридору под сине-бело-голубым стягом «Зенита»…
Да и потом, во взрослой жизни, как часто сплетались наши мировые линии! С желчным Сёмой, с неунывающей Ирой Акопян, в девичестве Клюевой… Возможно, пару лет спустя и другая наша Ира сменит фамилию, станет Андреевой, ведь Пашка теперь не сгинет «за речкой на юге». Не должен…
А Яся нам и вовсе как родная стала! Мы дружили семьями,