Но вот часть не вернется. Их будут там убивать, грабить, отказывать в медицинской помощи из-за нехватки средств. И мы эти факты тоже будем в нашей прессе показывать…
Ну и еще один момент. В этой массе уехавших вам, как профильной организации по этой части, есть смысл замаскировать своих сотрудников. Смогут ли спецслужбы Запада проверить сразу тщательно полмиллиона человек на принадлежность к вашей организации? Сильно сомневаюсь… Представляете, чего они смогут добиться, внедрившись так легко?
После последних слов переглядываться начали офицеры между собой. И после этого никаких больше вопросов мне задавать не стали…
Только Румянцев мне попенял, когда выходили и шли по коридору наедине:
— Паша, шикарная идея, та, что в самом конце высказал. Открыть границу и своих людей отправить с беглецами внедряться. Но кто же такие идеи вот так, при нескольких десятках присутствующих, вываливает на всеобщее обозрение. Мне бы лучше тихонько сказал, я бы ее наверх подал, сам понимаешь. Есть кому.
— Понимаете, Олег Петрович, я могу генерировать какие-то идеи, конечно. Но я же не сотрудник вашей организации и всех ваших правил по секретности не знаю. Пришло как-то в голову вдруг, я сразу и выложил. Понимаю, что не доверяете всем, кто сегодня присутствовал, может быть утечка. Но если бы мало народу было, может быть, не было бы того офицера, что этот вопрос задал, без которого мне бы и в голову это не пришло. Ну и в целом, будем реалистами — я уже смирился, что девяносто девять процентов советов, что я даю тут у вас, никогда не будут реализованы. Я реалист, и понимаю, что и так всех все устраивает. Реформы — вещь опасная, за них и по голове можно получить…
Румянцев скривился, но потом махнул рукой и молча кивнул. И только когда уже у выхода прощались, сказал мне:
— Не ожидал, что такой хороший доклад сделаешь совсем по неожиданной для тебя теме. Впечатлил ты меня сегодня. Спасибо!
— Вы главное не подсылайте ко мне снова лейтенантов Соловьевых со странными поручениями от старших офицеров, — не упустил возможность подпустить шпильку я, чтобы в КГБ не складывалась точка зрения, что со мной можно по-всякому, я просто утрусь. — А то мне есть чем заняться помимо этих лекций, которые ни к чему, скорее всего, и не приведут важному для страны.
Румянцев нахмурился и сказал, пожимая мне руку на прощание:
— Этот старший офицер теперь точно к тебе никого не пришлет. Но, учитывая, как вокруг тебя все странно иногда крутится, никаких гарантий дать лично не могу. Не в тех я чинах.
Ну так я и знаю, что он не в тех чинах. Мне важно было, чтобы он при случае эти мои слова своему начальству передал, чтобы помнили, что со мной полегче надо на поворотах.
Ну а так — да, я был полон скептицизма. Взять хотя бы мое предложение создать срочно милицейский спецназ в каждом крупном городе СССР — я же знаю, что КГБ и МВД, как кошка с собакой живут. Даже если понравится мое предложение кому-то из начальников в КГБ, вряд ли они конкурентам за внимание Политбюро такую идею передадут. А то если она положительно сработает, МВД там хвалить начнут, и у министра внутренних дел положение упрочится в Политбюро. За счет КГБ, вполне может быть… Оно им надо?
Ладно, что могу, чтобы стране помочь — делаю, а выше головы не прыгнешь. Не верю я, что один человек может что-то серьезно изменить в стране, где живет четверть миллиарда граждан, а структура управления очень закостеневшая. Верил бы, не готовился бы к девяностым, работая с Захаровым, а день и ночь письма бы писал про будущее, и рассылал бы их по министерствам и ведомствам. Пока этого сумасшедшего бы не поймали, и не посадили в дурку, где ему и место. Предсказатель хренов, мессия… Почему не решил стать просто Наполеоном, как обычные психи? Совсем зажралась молодежь!
С Лубянки поехал сразу на лекцию по линии «Знания». На Московском заводе технических изделий в Духовском переулке вошли в мое положение, когда я сказал, что надо выступить в одном из министерств в 16.00, и согласились, что я приеду к ним в 17.30. Ионов намекнул, что продолжится новая традиция, что я буду вместо официальной темы рассказывать про житие-бытие молодого журналиста в Москве. Кроме тех тем, которые приурочены к важным идеологическим датам, наподобие создания СССР или дня рождения Ильича.
Так оно и оказалось. Подумав, я решил еще и про свою премьеру в «Ромэне» рассказать. И тут же получил неожиданный вопрос от одной из девушек:
— А разве вы цыган?
Улыбнулся и ответил ей:
— Не больше, чем вы. Но хорошо, что в СССР не имеет никакого значения национальность, если мы ведем речь о творчестве. В «Ромэне» прекрасный коллектив высокопрофессиональных артистов, очень рекомендую вам как-нибудь сходить на одну из постановок.
Смотрю, сосед этой молоденькой девушки, какой-то пожилой рабочий, ей локоть в бок сует. И она, охнув, больше вопросов мне не задавала.
Профорг, который меня встречал и сопровождал, потом после лекции начал извиняться за этот вопрос своей работницы. Сказал ему:
— Уверен, что она ничего плохого не имела в виду. Ну, необычный вопрос, что верно, то верно, но девчонка молодая же совсем, любопытно ей просто было. Не надо ее пропесочивать или еще что такое придумывать. А то она и вовсе перестанет вопросы задавать. А как ей развиваться, если других людей не спрашивать?
Успокоился сразу, закивал. Явно опасался, что я своему руководству пожалуюсь, и у него проблемы могут появиться, что за коллективом не следит. Ну а раз у меня такая позиция, то он в безопасности. А то знаю я их — начнут потом девчонку гнобить, что лектора по линии «Знания» и серьезного журналиста и драматурга цыганом при всех обозвала. Умеют некоторые у нас идеологию ко всему притягивать, к чему надо и к чему не надо.
Зато он меня чайком напоил с зефирками и конфетками. Самое то хоть немного перекусить, прежде чем в «Полет» ехать на совещание. Там тоже на столе кое-что будет, но если сразу совещание начнется, то до еды уже не доберешься. Не жевать же, пока Захаров расспрашивает людей и серьезные вопросы обсуждает с нами. Не, ну день у меня, конечно, редкостный по загруженности…
* * *
Глава 7
Москва, завод