— Но мы притащили «подарок», — Тимоха кивнул на дверь. — Одного из них. Того, что Сеньку подстрелил. Мы его окружили, пока он добивал нашего. Он отбивался, как бешеный, но мы его камнями закидали. Живой. Пока что.
«Подарок» втащили следом. Это был человек в черной кожаной броне, без знаков различия. Лицо его было залито кровью из разбитой головы, он тяжело хрипел, находясь на грани жизни и смерти. Но даже в этом состоянии от него исходила аура холодной, мертвой силы. Это был один из их лучших. Их элита. Их маги-убийцы.
— Лекаря! Быстро! — крикнул я, но, взглянув на раны Сеньки, понял, что никакой лекарь тут уже не поможет. Некротическая магия здесь уже сделала свое дело. Она пожирала его изнутри.
Я положил руку ему на лоб. Он был холодным, как лед. Мальчишка открыл глаза, мутные и уже почти не видящие. Узнал меня. Попытался улыбнуться.
— Я… я их не выдал, ваше благородие… — прошептал он. И затих. Навсегда.
Это был мой пацан. Которого я послал на смерть. И эта смерть должна была иметь смысл.
Я повернулся к пленному магу. Он лежал на полу, и его дыхание становилось все более прерывистым. Он тоже умирал. И у меня было всего несколько минут.
— Искра, — я вынул меч из ножен. Он был в «тихом» режиме, обычный кусок стали. — Мне нужно то, что у него в голове. Все.
Контакт с объектом на грани угасания… нестабилен. Возможна… фрагментация данных. Искажение. — отозвался в моей голове бесстрастный голос.
— Делай, — приказал я.
Я опустился на колени рядом с умирающим магом и приложил лезвие Искры к его виску. Я закрыл глаза. И провалился в чужой ад.
Это не было похоже на чтение мыслей. Это было полное, абсолютное погружение. Я перестал быть собой. На одно ужасное мгновение я стал им.
Первое, что я почувствовал, — холод пустоты. Ощущение, будто из тебя вырвали что-то важное, оставив на этом месте зияющую, сосущую дыру. А потом пришли образы. Рваные, хаотичные, как битое стекло.
…Темный, сводчатый зал. Десятки таких же, как он, стоят на коленях. Перед ними — фигура в черном, без лица. Лорд? Нет, кто-то из его жрецов. Жрец произносит слова на языке, от которого кровь стынет в жилах. И каждый из стоящих на коленях повторяет их. Это не молитва. Это клятва. Клятва отречения.
…Он видит свою собственную магию. Не как я, не как Елисей — не как потоки энергии, не как сложные схемы. Он видит ее как живое, теплое, пульсирующее сердце внутри себя. Его дар. Его суть. И он, произнося слова клятвы, берет в руки невидимый, ритуальный нож и вонзает его в это сердце.
Боль. Не физическая, а метафизическая, разрывающая душу. Я почувствовал ее так, будто это мое сердце пронзили. Ощущение, как рвется ткань реальности. Как из тебя выдирают саму основу твоего бытия. Он не просто подавляет свою магию. Он ее рассекает. Убивает. Он совершает акт магического самоубийства.
…А потом, в ту пустоту, что образовалась на месте его убитого дара, вливается что-то иное. Холодное, чужое, мертвое. Сила Ордена. Она заполняет его, как вода заполняет пустой сосуд. Она дает ему новую способность: не творить, а разрушать. Не создавать, а рассекать чужую магию, чужую жизнь. Он становится «Рассекающим». Живым воплощением энтропии.
…Видения сменились ощущениями. Я почувствовал его азарт во время боя. То, как он, направляя свою внутреннюю пустоту, гасит огненный шар врага. Это было не поглощение. Это было аннигиляция. Пустота встречала энергию, и они взаимоуничтожались. Он был живым антимагом. Ходячей «черной дырой» для любой магии.
Но я почувствовал и другое. Хрупкость. Нестабильность. Эта пустота внутри него была голодной. Она постоянно требовала подпитки, постоянно грозила выйти из-под контроля. И я увидел, как он, получив ранение, теряет этот контроль. Как пустота начинает пожирать его самого изнутри. Он не просто умирал от ран. Он распадался. Его собственная сила его убивала.
Я отдернул меч. Меня трясло. Я тяжело дышал, пытаясь избавиться от остатков чужих, мертвых ощущений.
— Ваше благородие! Что с вами? — Елисей подскочил ко мне, его лицо было испуганным.
— Я… я в порядке, — я с трудом поднялся на ноги. Я посмотрел на тело на полу. Пленный маг был мертв. Но он оставил мне свой последний, самый ценный, подарок. Знание.
Я подошел к столу, налил дрожащей рукой воды из кувшина. Сделал несколько больших глотков.
— Теперь я знаю, кто они, — сказал я, поворачиваясь к своим людям. — Я знаю, в чем их сила. И в чем их слабость.
Я рассказал им все. О ритуале. О пустоте. Об аннигиляции. Ратмир слушал, нахмурив свои густые брови. Елисей — с ужасом в глазах.
— Они не антимаги, — я закончил свой рассказ. — Они — живые бомбы замедленного действия. Их сила — это их же проклятие. Они именуют себя — «Рассекающие». Они постоянно балансируют на грани. И если их немного… подтолкнуть…
В моей голове, вытесняя боль от потери и холод от чужих воспоминаний, начала формироваться новая, безумная, абсолютно логичная идея. Я понял, как их можно победить.
Ночь после допроса была долгой. Я не спал. Образы, вырванные из умирающего сознания «Рассекающего», крутились в голове, как заевший механизм. Холодная пустота, ритуал саморазрушения, хрупкий баланс на грани аннигиляции… Это знание было не просто тактической информацией. Оно было ключом, чертежом вражеской технологии. И одновременно — тяжелым, давящим грузом. Я чувствовал себя инженером, который, разобрав до винтика оружие противника, понял, что оно гениально в своей разрушительной простоте, и теперь ломает голову, как создать эффективный контрприем.
Мой первый, инстинктивный порыв был продиктован всей моей прошлой жизнью, всей логикой инженера. Если есть действие, должно быть и противодействие. Если есть «минус», его можно компенсировать «плюсом». Их сила — это пустота, негативная энергия, которая аннигилирует магию. Значит, нужно создать «инвертор». Зеркало, которое не просто отразит, а перевернет их атаку, отправив им обратно их же пустоту, но с обратным знаком.
— Елисей, — я растолкал своего мага, дремавшего в углу лаборатории, и ткнул пальцем в пергамент, испещренный схемами. — Смотри. Мы не будем пытаться