Молодой офицер милиции, как будто бы чувствовал, что это дело — не просто попытка сопротивления фарцовщика грабителям. Здесь что-то иное, важное, неуловимое. За год рутинной работы, Андрей все еще ждал такого преступления, как в книгах описано.
— А ещё в гостиной, где и было совершено преступление, я нашёл большое количество пыльевых клещей. Обычно такие живут в старых подушках. Как будто бы тут трусили перьями, — решил поддержать лейтенанта пожилой судмедэксперт.
Литману лейтенант Матюшенко нравился. Лейтенант был каким-то непробиваемо упрямым и одновременно наивным. Верил в светлое будущее, что правда неизменно побеждает зло, во всё хорошее, против всего плохого. Судменэксперта удивляло то, что даже встретившись с суровой действительностью, Андрей, продолжать верить в чистое добро, и в грязное зло, отрицая, что жизнь состоит скорее из оттенков серого. Аврааму Моисеевичу Литману подобные эмоции никогда не пережить. Он человек из другого теста, так что решил, пусть и немного, но поддержать наивную простоту лейтенанта.
— Да вы охренели! Когда комитет тут появится, чтобы дурь такую… Я не слышал! — воскликнул майор Сапрыкин.
— А вот тут вы не правы, майор… — в квартиру вошли двое сотрудников в штатской одежде.
То, что это сотрудники КГБ, ни у кого не вызвало сомнений. Взгляд у обоих мужчин был надменный, свысока, но при этом цепкий и внимательный. Одежда строгая, манера приказывать. Весь этот набор говорил однозначно, кто пожаловал, не меньше, чем-то, что мужчины прошли милицейское оцепление.
— Это дело переходит под особый контроль КГБ. Майор, я частью услышал ваш разговор с подчинёнными. Лейтенанта и судмедэксперта временно у вас забираю, — сказал один из мужчин и протянул корочку майору, правда, документ в руки милиционеру не дал.
Майор Головинцев Владлен Игнатович был знаком немалому количеству сотрудников правоохранительных органов. Спорить с ним майору Сапрыкину никак не хотелось. Даже если учитывать, что Ивану Демидовичу Сапрыкину придётся возвращаться с дачи, хотелось подчиниться. Если у него заберут лейтенанта Матюшенко, то в отделе может так оказаться, что и работать будет некому.
Но с комитетом не шутят, по крайней мере вот так, когда они в своём праве. Однако Сапрыкин всё равно пожалуется своему начальству. Пусть Иван Демидович не хочет ссориться с КГБ, даже где-то и старается угодить этой структуре, но он прекрасно осведомлён, что между МВД и КГБ идёт непрерывная война.
— А теперь, товарищи, — обратился майор КГБ к лейтенанту и судмедэксперту, — рассказывайте всё по порядку и не умалчивайте хоть о каких своих подозрениях.
* * *
— Алло, алло! Не молчите! — слышал я в трубке телефона.
Первый секретарь райкома Комсомола Игорь Трошкин выражал своё негодование. Ну а я не сильно мешал ему это делать. Пусть выговориться. Психологи будущего утверждали, что это первый шаг для принятия ситуации. А Трошкину нужно принять все, как есть, у него выбора иного нет.
— Я слышу вас, товарищ первый секретарь райкома ВЛКСМ, — официально обращался я. — Только понять не могу, в чём же вы хотите меня обвинить?
Директор училища поморщился, чем выразил своё недоумение по поводу того, как я разговариваю с представителем комсомола. Он-то старался всем сказать то, что ожидается, прикрываясь пустыми фразами, по типу «мы всегда, как только…» «усилим бдительность» и все в этом роде, главное, чтобы не сказать что-то конкретное, иначе придется исполнять.
— Вы, товарищ Чубайсов, забываете про помощь старших товарищей. Почему в статье, что была опубликована сегодня утром в газете «Смена», нет указания про то, что это я наставил вас и что решения педагогического совета училища были инициативой районного комитета комсомола? — с обидой говорил Трошкин.
— А надо? — откровенно издевался я.
И вновь порция негодования и несколько минут словоблудия.
— Я не хотел вас подставлять. Был разговор о том, что вы хотите оставаться в стороне от тех инициатив, что были мной озвучены. И я не был уверен, что статья будет столь комплементарной, — отвечал я, стараясь не сорваться и не послать деятеля по матери.
— Комплемент… а, понятно. Но в следующий раз я жду от вас ответов по инициативам, — не унимался комсомолец. — Теперь на мне будет ваша характеристика для вступления в партию. Учтите!
— Если будет на то необходимость, продиктованная обстоятельствами, то всенепременно, как только, я обязательно, — закручивал я фразы.
Действительно, Сашко постарался, и в статье именно я — ключевая персонаж. Есть там и слова про то, что я сам, добровольно, согласился идти работать в училище. И про то, что имею красный диплом, но все равно распределился в ПТУ, и даже что такой молодец, что стал заниматься физкультурой с учащимися, о чём, как утверждал журналист Травкин, будет подробно написано уже в следующем выпуске газеты.
Положив трубку телефона, вежливо отказавшись от партии в шахматы с директором, я направился к себе в кабинет. Просто валился с ног, собирался, вопреки своим убеждениям, закрыться в кабинете и поспать хотя бы час. Не столько утомило почти отсутствие сна, сколько эмоциональное напряжение ночи.
Да и сколько бы я не был уверен в том, что все следы мы со Степаном замели, всегда есть опасность, что можно что-то упустить. Волнение присутствовало, хотя оно было все слабее с каждым часом.
— Толя! — окликнула меня Настя, которая устроила засаду возле моего кабинета, явно поджидая меня.
— Привет, Настёна, ты как? Выглядишь отпадно, — проявил я вежливость.
Впрочем, девушка действительно выглядела по-особенному. Настя распустила волосы, накрасилась, хотя и без макияжа у неё красивое лицо. Одежда подчеркивала её фигуру, демонстрируя, что Анастасия Андреевна уже оформившаяся женщина, хотя и прикрывала длинной юбкой ровные и красивые ноги.
— А ты не знаешь… Стёпа… Стёпан Сергеевич, он как? Почему на работе нет? — с волнением в голосе, спросила Настя.
— Наверное, взял отгул, — выдал я версию, близкую к правде.
Стёпа, действительно, когда мы с ним ночью расстались, выразил желание проспать полдня. Ну а я передал директору, что Шаров берёт отгул на сегодня. Да, в нашем расхлябанном коллективе можно и так отпрашиваться. Не так легко найти человека, который добровольно работал в бурсе. Мастера производственного обучения так и вовсе по непонятным причинам работают. На любом заводе платят минимум раза в два больше. Так что поблажки сотрудникам — одна из форм работы по сохранению кадров в училище.
— Прикрой меня перед директором