Макаров задержался у двери. Уже взявшись за ручку, он повернулся ко мне.
— Война с Францией будет, ваше величество? — спросил он, пристально глядя на меня.
— Да, — я не стал скрывать уже почти очевидное. — Скорее всего, да. Наполеон не просто так решился назваться императором. Чтобы быть императором, нужно править империей. Он не остановится. Только не на полпути. И нам нужно из кожи вон вылезти, но провести её на своих условиях.
— Тогда я прослежу, чтобы Лёнька подтянул свой французский. Он-то больше по Пруссии специалистом был, — и Макаров усмехнулся.
— Думаю, что нужно и капитану Гольдбергу подтянуть свой французский. Я понимаю, он привык к Лондону, но уверен, Ивану Савельевичу понравится Париж, — сказал я, глядя на шефа Службы Безопасности. Макаров снова внимательно на меня посмотрел, а потом склонил голову в знак согласия, после чего вышел из кабинета.
Я же несколько минут смотрел в пустоту, а затем встрепенулся и вышел в приёмную. Там за двумя столами сидели Сперанский и Скворцов, раскладывая бумаги на стопки по только им ведомому принципу.
— Миша, напиши ответ князю Куракину. Пускай он срежет две пуговицы со своего самого скромного камзола и подарит их Талейрану. Заодно пусть узнает, что Наполеон хочет сделать с Луизианой, — быстро сказал я.
— Это как-то связано с письмом князя? — осторожно спросил Михаил.
— Не как-то, а напрямую, — я сунул руку в карман и дотронулся до табакерки. Почему никак не могу её выложить? Сам не понимаю, но эта проклятая табакерка кочует из кармана в карман с завидной регулярностью. У меня часто складывается впечатление, что я скорее рейтузы не надену, но табакерку, которой убили Павла, обязательно суну в карман мундира. — Наполеон станет императором. Он будет стремиться расширить границы империи. А на это нужны будут деньги. А Луизиана Франции не очень-то и нужна. Это только вопрос времени, кому они её продадут, и князь Куракин должен быть первым в списке желающих.
— М-м-м, — промычал Сперанский. Я понимаю его скепсис, но не буду же говорить, что абсолютно точно знаю, что Наполеон продаст эти земли ещё молодым и голодным Штатам.
— Миша, просто напиши, что я велел! Мычать будешь потом. С Горголи помычите, когда вернётесь в Петербург, а там половина начинаний Ивана Саввича уже разрушена, — рявкнул я так, что Илья, сидевший за соседним столом, вздрогнул.
— Слушаюсь, ваше величество, — тут же ответил Сперанский.
— Да, завтра мы с её величеством посетим вечер Демидовой Елизаветы Александровны. Илья, предупреди Зимина, — приказал я, повернувшись к Скворцову.
— Слушаюсь, ваше величество, — Илья тут же вскочил со своего места.
— Ну вот так бы всегда, — и я снова вошёл в кабинет.
Это было вчера, а сегодня я не без удовольствия разглядывал бывшего манвихера. Макаров хорошо постарался, да и сам парень молодец. Если нигде не напортачит, то его может ждать неплохое будущее.
— Ваше величество, о чём вы хотели со мной поговорить? — я повернулся к бледному Строганову.
— Кто это рядом с Крюковым? — я кивнул в сторону Лёньки, на котором повисла симпатичная блондинка.
— Элизабет Виже-Лебрен. Она художница и мечтает написать ваш портрет, — Павел слабо улыбнулся.
— Нет, — я покачал головой. — Нет-нет-нет.
— Почему? Она очень талантлива, — Строганов даже удивился моему категорическому отказу.
— Я не спорю, что она талантлива, вот только её портреты… — я поморщился. — Паша, на её портретах ты похож на нашу Анну Фёдоровну, а она, в свою очередь, на Марию-Антуанетту и брата самой прелестной Элизабет. Я не знаю, кто её вдохновляет, но это явно один человек. И она его черты переносит на все портреты. Даже на автопортрет. Поэтому нет. Я лучше буду позировать кому-то, кто изобразит меня более реалистично.
— Наверное, я вас понимаю, ваше величество, — Строганов закусил губу. — Вы о мадам Виже-Лебран хотели со мной поговорить?
— Нет, Паша, — я осмотрел его с ног до головы. — Вчера я внезапно понял, что всё ещё не назначил президента иностранной коллегии. Чуть позже это будет Министерство иностранных дел, но пока вот так. Как думаешь, ты справишься с этой должностью?
— Я? — Строганов моргнул.
— Да, Паша. Ты прожил много лет за границей. Ты знаешь англичан, а самое главное, ты знаешь Наполеона. Так что завтра получишь приказ о назначении и представишься послам. И ещё, Паша. Нам нужен посол в Лондоне. Не прямо сейчас, но в ближайшее время. Подумай, кого можно туда послать.
И пока он хлопал глазами, я быстро отошёл к Краснову с Розиным, потому что целеустремлённая художница, похоже, решилась на то, чтобы прямо спросить про портрет. Раевский хмыкнул, разгадав мой манёвр, и встал так, чтобы перегородить ей дорогу. Ну вот и хорошо. Пока мои адъютанты обсуждают достоинства присутствующих здесь дам, я смогу как следует всё обдумать.
Глава 3
— Что мы здесь делаем? — камер-паж Саша Чернышёв наклонился к сидящем рядом с ним такому же как и он камер-пажу Павлу Киселёву. — Ты не знаешь, зачем нас пригласили?
— Нет, — Киселёв покачал головой. — Очень может быть, что его величеству снова нужна компания, чтобы куда-то съездить.
— В таких случаях его величество адъютантов своих берёт, — с сомнением в голосе возразил Саша. — Раньше-то вообще один ездить на прогулки любил.
— Однажды мне приказали сопровождать его величество, и Александр Павлович сказал, что ему понравилось со мной разговаривать. Что так ему много интересных идей в голову приходит. — Саша посмотрел на дверь кабинета. — Хотя я и не говорил почти ничего. Больше молчал и слушал.
— Мне тебя было жалко, — Чернышёв внимательно осмотрел Павла. — Я слышал, как граф Кочубей обмолвился, что его величество велел вам Салтычиху показать, — его голос упал до шёпота. — Она, правда, ну, старая ведьма?
— Я как-то особо не обратил внимание, — нахмурился Киселёв. — Больше слушал то, что его величество нам говорил.
— И что он говорил? — Тёмные глаза Саши заблестели. Он придвинулся ещё ближе к приятелю, предвкушая интересную историю.
— Ты в своём уме? — Павел невольно поморщился. — Как я могу что-то рассказать?