– Не отражает истинной картины? – вкрадчиво переспросил Давид. – Всего того, что с этим связано на самом деле? Обесценивает память погибших? Хотя бы тех, кого убили сестры Горские за последние годы? И… память самой Анны?
– Вы просто лидер по умению портить настроение, – буркнул журналист с угрюмым сарказмом. – Но да. Глупые байки. И реальные смерти.
– Байки на самом деле банальны и глупы, – согласился его собеседник. – Они возвращают нас в самое начало разговора. Неоправданная вера в мистику и нежелание знать, что там было на самом деле. Городской фольклор. Проблема в том, что эти россказни намного опаснее, чем вы думаете.
– Чем же? – Илье не понравился такой поворот.
Узнать о сути Петра Горского… С логикой пришлось согласиться, пусть она и была непривычной и даже фантастичной. Но разговор об опасности городских легенд – это уже просто перебор.
– Хорошо. – Давид будто не замечал настроения собеседника, заметно оживился, говорил охотно. – Как вы думаете, как много в мире людей, что верят в такие байки и в мистику в целом?
Журналист досадливо поморщился.
– Выразительно, – усмехнулся на это его собеседник. – Однозначно много. И чем больше у таких людей подтверждений репутации какого-либо нехорошего места, тем более дурной славой оно будет пользоваться в дальнейшем. И, что хуже всего, приобретет еще более стойкий мистический ореол.
– Скорее всего. – Илье по-прежнему не было до этого дела.
– А теперь вспомните старую народную поговорку, – предложил Давид. – Помяни черта – он и появится.
– Это к тому, что в месте с плохой репутацией однажды реально появится что-то плохое? – скептически уточнил журналист. – Верим в мистику – ее и получим? И что? В озере самоубийц проснется древнее чудовище, требующее человеческих жертв? Девственницу раз в год под Ивана Купалу?
– Ну не так категорично, – возразил ему собеседник. – Хотя в целом верно. А если просто по-житейски? Кто-то в городе решит свести счеты с жизнью. Какова вероятность, что он отправится со своими целями не куда-то там, а именно на бережок озера самоубийц? А еще, насколько вы уверены, что среди горожан нет какого-нибудь психопата, что решит тот же бережок сделать местом для ритуальных убийств тех же девственниц в канун Ивана Купалы?
– Я понял, – нехотя признал логичность доводов Илья.
– С мистикой так же, – продолжил Давид. – Чем больше в нее верят, тем больше вероятности, что даже она станет правдой. Это просто логично. Не чудище, так еще какая тварь. И не сама проснется, а найдется кто-то, кому приспичит ее разбудить. Но… Это не обязательно, конечно. Просто нежелательно.
– Естественно, – немного надменно кивнул журналист. – Но что вы хотите от меня? Чтобы я стал спасателем и ходил дозорами вокруг озера, занимался душеспасительными беседами с самоубийцами и маньяками?
– Конечно, нет, – легко сдался этот странный человек. – Это все… Может быть, со временем вы поймете. А вообще, я ни на чем не настаиваю. Просто прошу: подумайте и обязательно сообщите мне о своем решении. В любое время. Можете даже не звонить, просто отправить короткое сообщение. Не самая большая плата за сегодняшний разговор, не правда ли?
Илья согласился и приготовился уходить, больше говорить было не о чем. Давид заказал себе еще кофе и пирожных, снова выглядел таким же – бесконечно влюбленным в жизнь. Собираясь, журналист вдруг вспомнил опять Горского, его слова. Если человек чего-то не хочет, заставить его изменить решение просто – надо лишь разрешить ему этого не делать. Они с Давидом слишком похожи.
– Вы… – Илья чувствовал себя идиотом, но все равно задавал вопрос. – Вы такой же, как Петр?
Давид даже замер на мгновение, но не насторожился – скорее, не сразу понял, о чем речь.
– А! – улыбнулся он. – Нет. Но в небе и на земле по-прежнему скрыто больше, чем снится нашим мудрецам. Иногда мистики бывает чересчур много.
Илья нахмурился, предполагая, что над ним насмехаются.
– Я точно не демон или что-то подобное, – поспешил заверить его странный человек. – Нет, Илья. Я просто живу очень давно и слишком много видел. Нехорошего и печального. Потому жизнь, в ее привычных проявлениях, кажется мне с каждым днем все более прекрасной.
Журналист решил, что лучше ему не ломать голову над загадками еще и Давида. Попрощавшись, он привычно пешком отправился в имение.
20 глава
Ночь принесла прохладу после очередного жаркого дня. Изредка откуда-то со стороны озера налетал ветер. Холодноватый, но слишком легкий, чтобы казаться откровенно неприятным. Илья его почти не чувствовал. Ему было тепло от пламени костра. Журналист притащил с причала одно из плетеных кресел и сидел теперь, наблюдал за языками пламени, иногда поднимал взгляд вверх на далекие звезды и тонкий серп народившейся луны.
Он чувствовал себя приятно усталым, но, главное, удовлетворенным. Он хоть что-то начал делать! Три дня после разговора с Давидом Илья маялся, беспрестанно прокручивая в голове все услышанное и пережитое. Обдумывал, обсасывал. Там, в ресторане, все казалось логичным, потом вернулись сомнение и неприятие. Потом снова – попытка смириться, понять. А еще беспрестанные вопросы. О Горских. О Петре. Всякие теории, как можно было бы что-то изменить, как спасти. Часы бессмысленных и бесплодных размышлений. Те самые «а что, если», которые Илья так не любил. Он вспоминал без конца слова Петра, рассказы Давида, пересматривал документы. Даже думал об Амелии. О том, что будет с ней. Илья все искал какое-то решение и не находил. Отчего чувствовал себя никчемным, слабым и просто трусливым.
Ему снились какие-то мутные, непонятные и изматывающие сны. Однажды во сне Илья даже тонул в озере. Помнил, как плывет, широко разводя руками воду, спешит, потому что чувствует тревогу и озабоченность, ведь там, впереди, в воде происходит что-то. Вернее, кто-то там нуждается в его помощи. Илья пытался кого-то спасти. Кого-то родного, любимого и очень близкого. За кого Илья не просто переживал. Он чувствовал боль и… бесконечную безысходную печаль и усталость. Потому старался доплыть до невидимого в темноте тонущего быстрее. Но… Когда ему казалось, что до цели совсем чуть-чуть, еще пара рывков, протянуть руку, ухватить… Вода вокруг него стала очень холодной и будто отяжелела. Она перестала его пускать вперед. Давила, влекла вниз. Холод парализовывал, лишал возможности двигаться. Вода попала в рот, заполнила горло. Илья начал задыхаться, дергался в воде. Он почему-то не думал в тот момент о себе, только о том, за кем полез в воду. Он пребывал в панике от мысли, что не сможет спасти…
Утром Илья проснулся измотанным, чуть ли не больным. И