Давид с каким-то почти детским предвкушением изучал меню, будто выбирал сладости в списке подарков. Он заказал столько, сколько, по мнению Ильи, могли съесть три здоровых каменщика после смены. Сам журналист ограничился скромными закусками, похлебкой и, как и всегда, заказал себе кофе с десертом.
Вообще, это яркое и, что удивительно, совершенно искреннее жизнелюбие собеседника Илью раздражало. Он нервничал, он плохо спал, и он заранее как-то чуть ли не боялся услышать от Давида ответы на все свои вопросы. Его внутреннее состояние совершенно не гармонировало с настроением нового знакомого.
– Так что все это значит? – спросил он сразу, как только официант отошел от их столика. – Все эти странности и совпадения? Напоминает некую мистификацию, и это совсем не смешно. Я не верю в мистику и не люблю ее.
– Я тоже, – охотно поддержал его Давид. – Мистика – это всегда поверхностно. Это когда знают еще очень мало, а верят в это слишком сильно. Не задавая вопросов, не заглядывая внутрь. Это печально.
– Да? – скептически заметил Илья. – А если заглянуть, что там? Нечто еще более фантастичное?
– Скорее наоборот, – уже серьезнее возразил ему собеседник. – Все станет более логичным. Но… Не совсем привычным, это точно. Однако я думаю, вы сейчас немного не в настроении обсуждать такие общие темы и вести все эти околофилософские дискуссии. Вернемся к нашему случаю. Вы, как я догадываюсь, посмотрели все материалы, какие я вам передал. И даже наверняка что-то пытались проверить сами.
– Естественно, – с достоинством кивнул журналист. – Только легче от этого, знаете ли, не стало. Как раз именно поэтому все и кажется сфабрикованной мистификацией. В ваших файлах было много чего, и все эти старые фотографии, и даже видео! Да, трудно отрицать, что за последние лет так двести в имении часто появлялся человек, подозрительно похожий на Петра. Но я прочел историю его семьи. И нет, здесь никогда не могло быть его предков. Тогда как? Вы же не станете убежать меня, что Горский на самом деле какой-то маг или суперчеловек, кто живет здесь уже два века, изредка инсценируя собственную смерть? Я видел, как он… погиб. И это не было похоже на шутку.
– Конечно нет, – заверил его Давид. – Петр опять умер, и это по-настоящему. Я не собираюсь играть с вами в какие-то игры, уверен, вы натерпелись этого. Но вы не можете отрицать факты. Изредка в этом имении все эти годы появлялся некто очень похожий на Петра. И еще одно немаловажное совпадение: рядом с ним всегда были очень талантливые люди, состоявшие с ним в близком родстве. К тому же вы сами слышали от Петра их имена. Не только сестер Горских, но и тех, кто был до них. В присланных мною материалах была информация и по ним. Все так?
Илья знал все это. Он помнил и файлы, присланные этим странным человеком, и то, что сам лично вычитал в архивах местного музея.
– Как такое возможно? – спросил он. – Реинкарнация? Или просто странный феномен, когда человек помнит свои прошлые жизни?
– Ну… – Давид немного замялся. – Если на то пошло, при перерождении, в теории, не меняется только душа, а вот тело и внешность становятся другими. Так что о реинкарнации и речи быть не может. К тому же мы с вами договорились оставить все эти мистические теории. Помнить прошлые жизни… Снова все может быть, но суть та же: другое тело, другое лицо. А Петр…
Он замолчал, будто пытался найти слова, и даже выглядел немного озадаченным. Илья подумал, что Давид в чем-то и сам похож на Горского. Та же детская, не уничтоженная жизненным цинизмом непосредственность. В целом – еще и та же любовь к жизни…
– Знаете, – его новый знакомый вдруг улыбнулся, потрясающе радостно, будто его осенило, – я раньше очень любил произносить эту цитату: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
– Шекспир, «Гамлет», – легко определил журналист. Он поймал себя на том, что успокоился. Его больше не раздражал Давид и почти перестали пугать обещанные ответы.
Принесли заказ. Собеседник Ильи сердечно благодарил официанта и рассматривал полученный обед со все той же искренней радостью. Это немного умиляло.
– Так да, Шекспир, – приступая к закускам, продолжал этот странный человек. – Удобная цитата, но потом я перестал ее произносить. Потому что чаще вот это все скрытое приносит с собой много боли и смертей.
– Здесь погибли трое, – суховато напомнил Илья. – Только за последние несколько дней.
– Но не так, – заметил Давид. – Обычно все хуже, потому сейчас цитата уместна. Ведь Петр сам никогда не был жесток. Он отличается от остальных… не самых обычных существ.
– Существ? – Все же разговор скатывался на мистику и снова перестал нравиться журналисту. – Даже не суперчеловек и не маг?
– Все же так, – подтвердил его собеседник с явным сожалением. – Простите. Я… Так сложилось, что я занимаюсь подобными случаями очень давно. Я работаю с людьми, кому не посчастливилось столкнуться в реальной жизни с самыми неприятными существами. Вам это не понравится, но речь идет о всяких тварях и даже демонах. К сожалению, их существование – это тоже факт. И опять же я мог бы выслать вам сотни файлов с подтверждением этого, и даже опять видео и фото. Только мне не хотелось бы этого делать.
– Лучше не надо. – Верить во все это Илья просто отказывался. – Так теперь Петр уже демон или кто-то еще такой же?
– Совсем нет. – Это прозвучало у Давида как-то чуть ли не легкомысленно. – И я не собираюсь вас в чем-то таком убеждать. Давайте вернемся к главному: мы оба видели подтверждения существования некоего похожего на человека создания, что связано с творческими людьми и что проживает в этом имении несколько лет до момента своей очередной смерти. С этим ни вы, ни я ничего не можем поделать, это факт. Приходится признавать правоту Шекспира, вы не находите?
Журналист помолчал. Он делал вид, что пробует теплый салат, который в этот момент казался безвкусным. Илья рад был бы поспорить, отрицать все это, опять настаивать на неприятии мистики. Но да, Шекспир прав. И сам журналист провел полночи, мучась от принятия этих самых фактов.
– Так что он такое? – все же нехотя спросил он.
– Гений, – выдал Давид, выбирая вилкой половинки помидоров черри в своем салате. – Хотя это совсем неправильное название, ведь изначально