— Сударь, вы прибудете в любое место Петербурга, куда только укажете. И плата будет сущим пустяком… — приторная улыбка посетила хозяина кареты. — Вы лишь расскажите, как проходила ваша аудиенция у государыни, а также о чём вы говорили.
Я расплылся в улыбке, стараясь, чтобы она была ещё более приторной, чем та, что являл мне некий незнакомец. Но прежде, чем посылать его нахер, я решил хоть что-нибудь узнать. И мало ли кого могу послать. Может, это столь важный гражданин… ну этот… подданный ея величества, что боком обойдется и косой взгляд. Не лебезить, но не нарываться! Наверное, это мой ситуативный девиз.
— Вы наверняка моё имя знаете, а если нет, то не составит труда узнать. И скрывать себя я не стану. Посему, сударь, попрошу и вас представиться, — не меняя личину приветливости, сказал я.
Одновременно я уловил, так как держал ситуацию под контролем, движение правой руки моего собеседника. Он чуть распахнул свой на первый взгляд невзрачный кафтан, как будто бы приготавливаясь что-то достать из-за пояса. Я практически отзеркалил действие хозяина кареты.
Удивительно, но при встрече с государыней меня даже не обыскивали. И было кое-что и кроме шпаги, на которую я пока надеялся чуть меньше. А вот на нож, надежд было больше. К подкладке моего камзола были пришиты короткие ножны. На короткой дистанции, какой бы боец передо мной ни был, я имею все шансы на победу в схватке.
— Не думаю, сударь, что вам было бы полезно узнать моё имя. Разве же по этому поводу стоит сильно беспокоиться? — всё так же улыбаясь, но при этом смотря на меня серьёзным и решительным взглядом, произнёс собеседник.
— Боюсь, что разговор не получится. Я ведь могу подумать и о том, что вы польский или французский шпион, раз как честный человек не хотите представиться, — сказал я, подбирая ноги таким образом, чтобы быстро уйти в сторону, выхватить нож и нанести удар, если не получится приставить лезвие к горлу незнакомца.
Пауза затягивалась. В игре «кто кого переглядит» явного победителя не было выявлено.
— Сударь, и всё же я настаиваю на нашем разговоре. Спокойствие стоит дороже, нежели знания о моем имени, — сделал следующую попытку хозяин кареты.
— Я должен знать, кто передо мной, — сказал я, а когда увидел, как дёрнулась рука собеседника за обшлаг кафтана, поспешил добавить, нащупывая правой рукой рукоять ножа: — Я ведь убью вас. Хватит и умений, и сил, и решимости. Вы упомянули, что рядом со Стрельней шалят разбойники? А разве мы не подъезжаем к этому месту?
Намёк был более чем прозрачным. Я готов был действовать, а после списать все на таинственных лесных разбойников, в существовании которых в этих местах сильно сомневался. Ропша, Ораниенбаум, Петергоф… Да тут только охраны должно быть, может, лишь немногим меньше, чем в самом Петербурге.
— Вы не прознаете, кто я… не нынче же, может, когда-нибудь…
— Не получилось у нас поговорить, сударь…
Я осознавал, что пролитая здесь и сейчас кровь может принести немало хлопот. Но понимал я и другое: если позволять собой манипулировать да вот так разговаривать, то невозможно стать серьёзным человеком, с которым будут считаться.
И можно даже побеседовать, рассказать, о чём был разговор с императрицей, но лишь только в том случае, если в этом рассказе нет опасности для меня. Ну или есть существенная выгода от такого разговора. И, если тот, которому я буду рассказывать, будет вести себя не столь высокомерно, будто я и не гвардейский ротмистр вовсе.
— Прошу простить меня… Нынче нам не по пути, сударь! Но всякое бывает, еще встретимся, — сказал тогда незнакомец.
Он три раза сильно ударил по крыше кареты, и она остановилась. Не далее чем через секунд двадцать дверцу открыл лакей. Слуга не был вооружен, но сейчас можно понять, что с такой развитой физикой он вполне может выполнять и роль охранника. И движения… плавные, какие-то выверенные. Занятия фехтованием позволяли мне увидеть, так сказать, коллегу.
— Не могу сказать, что сильно огорчен, — сказал я, выходя из кареты.
Пассажир было дело дернул рукой, но я моментально среагировал и уже держал нож в руке, только пока не вытягивал его наружу из-под кафтана. Мои движения и решимость были оценены. Вновь мы застыли, уперевшись взглядами. Опять внутри кареты, казалось, заискрились молнии.
Я был готов действовать и увидев решительного соперника, который не хотел сдаваться, отступать так же не думал. Одно резкое движение, даже чих, и все, в узком пространстве начнется бой, в живых останется только один.
От автора:
Ноябрь 1853 год. Война с Европой начинается. Будущее отныне в руках нашего современника, ставшего генерал-адмиралом русского флота. Сейчас пишется 6 том серии.
https://author.today/work/333355
Глава 21
Справедливость должна быть сильной, а сила — справедливой!
Блез Паскаль
Петербург
19 июня 1734 года
Первым все же сдался мой противник. Причем вовремя это сделал, так как нога, на которую я собирался опереться для рывка, у меня начала неметь. Хозяин экипажа улыбнулся, вальяжно откинулся на спинку каретного дивана, чем освободил мне путь на выход.
— Был рад подвезти вас, сударь! — усмехнулся уже бывший собеседник. — Не поцарапали друг дружку, и то добро!
— Так и есть! Могла пролиться кровь, сударь. Отмыть вашу карету после ее было бы сложно, — вернул я усмешку, не став добавлять, чья именно, по моему убеждению, должна была пролится кровь.
Я вышел из кареты. Возле дверей стояли двое слуг, они не держали в руках оружие, но за поясом сзади торчали пистолеты. Туго бы мне пришлось, начни я драку. Но вероятность проиграть, — не повод не сражаться.
Таинственный собеседник поспешил ретироваться — как только я вышел, карета моментально тронулась. А в голове только и было: да, друг дружку не порезали. А могли, ой как могли! Пассажир был с гонором, из тех, кто готов повышать ставки. Он смотрел на меня решительно, прямо.
Не знаю до конца, как и почему, но я чувствую таких людей, готовых идти до конца. Это что-то похожее на животные инстинкты, ну и некоторое знание психологии, помноженное на наблюдение и опыт. Мне приходилось видеть затравленные взгляды людей, обреченные, готовые хоть бы идти на заклание. Но встречал и решительные взоры, когда человек