— А скажите, Сергей Юрьевич, между Хвалынцевым и Шпаковским никакая кошка не пробегала? — спросил тёзка, когда закончили с приветствиями.
— Хм, так чтобы прямо уж кошка, я бы не сказал, но друг друга Степан Алексеевич и Александр Иванович и правда недолюбливали, — ответил Кривулин. — Но позвольте поинтересоваться, Виктор Михайлович, почему вы спрашиваете?
— Я же у обоих учился, — напомнил директору тёзка. — Методика у того и другого схожая, вот я и подумал, что хотя бы конкуренция у них должна была иметь место.
— Именно так, — согласился директор. — Но до каких-то публичных споров или, упаси Боже, конфликтов дело у них никогда не доходило.
— А непубличных? — уцепился дворянин Елисеев за слово.
— Тоже не припомню, — Кривулин даже руками развёл. — Впрочем, теперь-то это вообще не имеет никакого значения.
— Соглашусь, Сергей Юрьевич, — на том тёзка и откланялся.
Для Кривулина оно, надо полагать, и правда никакого значения уже не имело. А вот для нас с дворянином Елисеевым — совсем наоборот. Собственно, разговор этот тёзка затеял по моему наущению, чтобы проверить очередную мою идею. Имея представление о том, какие формы могла принимать конкуренция в Михайловском институте, можно было бы предположить, что и убийства людей из списка Хвалынцева могли стать проявлением этой самой конкуренции. Могли, конечно, и не стать, но, во-первых, почему бы эту версию и не проверить, а, во-вторых, ещё парочку версий я тоже припас, одну на случай отпадения этой, вторую — если версия с конкуренцией получит хотя бы косвенное подтверждение.
Идти в секретное отделение смысла не было, там тех времён не застали и ничем нам с тёзкой помочь не могли, поэтому дворянин Елисеев при полном моём одобрении уверенно направился в столовую — всё-таки после упражнений с Эммой наш общий организм настойчиво требовал пополнить запасы питательных веществ. Помимо восполнения энергоресурсов, поход в столовую позволил убить около часа времени, но идти к Эмме всё равно было ещё рано, и тёзка вернулся пока что в Кремль, чтобы посидеть с университетскими учебниками — до конца очередного семестра времени более чем хватало, но это же не повод забросить учёбу, чтобы потом навёрстывать упущенное в авральном режиме.
Второй за день визит к Эмме дал нам с тёзкой настоящее ощущение выходного дня, наполнив обе наших души радостью и почти что счастьем. Эмма, похоже, тоже испытывала нечто подобное. Неудобные вопросы она в этот раз не задавала и вообще вела себя так, будто и в прошлый раз они не звучали. Нет, она, конечно, спросит ещё не раз, не два и не пять, но будет это не сегодня, и, надеюсь, не завтра. А так всё было настолько хорошо, что даже жалобы Эммы на занятость пациентами на первую половину завтрашнего дня настроения ни ей, ни нам с тёзкой не испортили.
С утра, пока наша дама занималась целительством, тёзка заглянул к Воронкову, удачно перехватив сыщика, только что вернувшегося с очередной встречи с кем-то из бывших коллег по московской сыскной полиции — он так и продолжал проверять список Хвалынцева. Озвученную тёзкой просьбу допросить Шпаковского Дмитрий Антонович поначалу воспринял без особой радости, но когда дворянин Елисеев растолковал смысл такого допроса, пообещал отправить соответствующую бумагу прямо сегодня. Не скажу, что мы питали какие-то большие надежды, но в наших условиях любая зацепка, пусть и самая маленькая, была бы к месту.
— Ого! — вырвалось у меня, едва мы с тёзкой вошли в комнату отдыха Эммы. Да уж, было чему удивиться — куда-то делась обычно стоявшая на низком столике посуда, сам столик был завален толстым слоем журналов мод на нескольких языках, и ещё две стопки таких журналов нашлись под столиком. — Ты что это, модами увлеклась? — что госпожа Кошельная за модными веяниями, мягко говоря, не особо следила, я вроде уже упоминал.
— У меня несколько выгодных пациентов подряд было, — виновато улыбнулась Эмма. — Вот я и подумала, а не обновить ли мне гардероб?
Хм-хм-хм… Вот не скажу, что идея мне не понравилась, отойти от образа этакой старомодной дамочки подруге было бы и неплохо, но обилие этой глянцевой макулатуры, честно скажу, пугало — не слишком ли круто Эмма Витольдовна взялась? Оставалось только надеяться, что к смене своего образа наша подруга отнесётся с присущим ей здравомыслием. Я, правда, успел ещё подумать, что с журналами этими что-то не так, но Эмма сняла очки, прильнула ко мне, и все мои мысли улетучились известно куда. Я и потом не мог припомнить, была ли у нас когда-либо раньше встреча, по разнузданности и бесстыдствам сравнимая с этой…
Едва дворянин Елисеев вернулся из Михайловского института, зашёл Воронков и огорошил нас с тёзкой известием, что допрашивать Шпаковского мы отправляемся прямо завтра с утра. Тёзка уже начал было соображать, что ему брать в дорогу, потому как Александр Иванович, по его прикидкам, должен был отбывать каторжные работы никак не ближе Урала, но Воронков сказал, что поедем мы в Бутырскую тюрьму. А уж когда Дмитрий Антонович рассказал, почему господин Шпаковский не поехал на каторгу, тёзка не удержался и самым неприличным образом заржал как целый кавалерийский эскадрон. История и в самом деле случилась просто анекдотическая, не сказать бы сильнее.
Уж не знаю, откуда у Александра Ивановича нашлись деньги на адвоката, при том, что в приговоре суда значилась, помимо каторги, ещё и конфискация имущества, но нашлись. Адвокат оказался умельцем под стать уплаченной ему суммы, и сумел совершить, казалось бы, невозможное — по его апелляции Верховный суд пересмотрел дело и сократил Шпаковскому срок аж на семь лет, нашлись-таки нужные зацепки. Вот только победа оказалась пирровой, и на месте Александра Ивановича я бы, наверное, подал на адвоката в суд, чтобы вернуть деньги, да ещё и получить сверху нехилую такую компенсацию. Честно сказать, из объяснений тёзки я понял не так много, но смысл уловил — в Верховном суде законы знают не хуже любого адвоката, а уж толковать те законы умеют всяко лучше. В итоге вместо двадцати пяти лет