Мы с тёзкой, конечно, понимали необходимость охраны, но, честно говоря, что меня, что тёзку, его в особенности, такое положение потихоньку начало утомлять. Мы, правда, находили и в этом положительные стороны, иначе пришлось бы нам совсем уж тоскливо — я где-то даже был рад, что тёзку, а с ним и меня, так берегут, а сам дворянин Елисеев не прочь был бы поболтать со Степаном, распознав в нём такого же любителя и знатока автомобилей, как сам, но службу свою ефрейтор Фролов исполнял добросовестно, и на разговоры с пассажиром в дороге не отвлекался. Пару раз только удалось тёзке отвести душу в беседе с водителем, да и то, оба раза уже в Кремле по возвращении из поездки.
В здании же Михайловского института охраняли тёзку не так назойливо, хотя и вполне добросовестно. Просто там охране проще было не мозолить глаза и своему подопечному, и окружающим, что она и делала, причём весьма профессионально.
В общем же и целом дворянин Елисеев на всю катушку использовал преимущества систематического обучения, и мы с ним уже сами видели, что количество набранных на уроках у Кривулина знаний вот-вот перейдёт в резкое повышение качества имеющихся у тёзки навыков. Собственно, именно это Сергей Юрьевич с самого начала и объявил первой и главной своей задачей, а уже затем планировал приступить к освоению его учеником новых умений. Мы, ясное дело, могли такой подход только приветствовать.
Вообще, успехи дворянина Елисеева в совершенствовании его способностей особенно выигрышно смотрелись на фоне застоя в расследовании покушения на того же дворянина. Те новости, которыми хвастался титулярный советник Воронков перед началом тёзкиного обучения, и сами-то по себе оказались не сильно прорывными, и, что хуже, не получили пока что сколько-нибудь заметного продолжения.
Идея выйти на наводчика через тёзкиных университетских знакомых, как оно и ожидалось, никуда не привела. Ну вот никак, никак не получалось найти хоть какие-то точки пересечения или хотя бы соприкосновения между студентами, университетскими служащими и выявленными контактами наёмного убийцы Голубева. Единственным успехом следствия можно было бы посчитать обнаружение некоего Зенона Шавского, одного из трёх как-то связанных с Голубевым человек, которых ранее не могли найти, но нашли того Шавского в виде полуразложившегося трупа, опознать который удалось лишь по зубным протезам. Да, выяснили, что этот Шавский занимался в преступном мире посредничеством, устраивая связи между заказчиками и исполнителями, но сейчас это означало лишь то, что придётся теперь шерстить ещё и его связи. Воронков этим незамедлительно занялся, даже вышел в ходе розыска на несколько всё ещё остававшихся нераскрытыми преступлений, дела по которым передал московской полиции, но какими-то ощутимыми успехами по нашему делу похвастаться пока не мог.
К чести дворянина Елисеева стоит сказать, что не так уж сильно он огорчился, хотя имел на то полное право — затяжка со следствием не позволяла надеяться на скорое возвращение в Посланников переулок. Впрочем, огорчаться и переживать тёзке было просто некогда — мало того, что он теперь регулярно ездил на занятия в Михайловский институт, так приходилось ещё и самостоятельно заниматься по университетской программе, потому что не успеешь оглянуться, как придётся сдавать экзамены за пропущенный семестр. Да ещё и по службе хоть тёзку и разгрузили в связи с учебными делами, но полностью никто с него служебных обязанностей не снимал, приходилось и тут стараться. Правда, с обязанностями теми получилось удачно — Карл Фёдорович мудро решил поручить внетабельному канцеляристу Елисееву помогать секретному отделению Михайловского института в наблюдениях за учёными мужами этого заведения, раз уж оный канцелярист регулярно его посещает, а заодно присмотреться, что в работе того отделения можно улучшить или поменять. Одно рацпредложение тёзка с моей подачи уже выдал, а начальство приняло, так что документооборот в секретном отделении теперь несколько упростится и ускорится. Последствием, помимо начальственной благодарности, стало поручение составить докладную записку на имя генерала Дашевича с изложением введённых изменений и предложением аналогично усовершенствовать бумажные потоки между секретным отделением, дворцовой полицией и Отдельным корпусом жандармов, так что дел нам с тёзкой прибавилось, но и служебная репутация внетабельного канцеляриста Елисеева неплохо так подросла.
Да, подросла. В тёзкины апартаменты в Троицкой башне провели телефон — не награда, конечно, и даже не ценный подарок, но комфорта прибавило. По крайней мере, заказывать книги в библиотеке тёзке теперь стало проще. Но первый звонок дворянин Елисеев сделал, разумеется, в Покров. Подполковник Елисеев был на службе, зато тёзка поговорил с матушкой и сестрёнкой. В хвастовстве товарищ проявил похвальную скромность, умолчав о месте своего жительства, как и о поступлении на службу, решив, что такие новости на родных надо вывалить при встрече, чтобы насладиться их восхищением. Тем не менее заверить родных в том, что всё у него хорошо, тёзке удалось. Ну да, заговаривать зубы матери и младшей сестре он умеет, это со старшей у него такие номера не проходят. Про брата не знаю, в глубоких тёзкиных воспоминаниях копаться не стал, а в относительно свежих такого не попадалось. Ну и ладно, меня после этого телефонного разговора другое больше волновало, хотя и недолго.
Я вспомнил, как Воронков со слов Грекова рассказывал, что вечером при выезде дворянина Елисеева в Москву никто из Покрова в столицу не звонил и телеграмм не слал. Но это было установлено на городской телефонной станции и городском же телеграфе. Но что если кто-то звонил из Москвы в Покров? Отметили бы этот звонок на покровской станции? Хотя маразм какой-то, конечно. В таком случае звонящий должен знать, когда именно позвонить, а это уже по разделу ненаучной фантастики. Но почему-то перед тем, как эта мысль меня покинула, я успел сделать в памяти заметку — разобраться с технической стороной вопроса. Даже не знаю, на кой оно мне надо, но…
Тем временем тёзка продолжал учение у доцента Кривулина, старательно постигая пропущенные Шпаковским основы применения и понимания своих способностей.
— А знаете, Виктор Михайлович, — где-то к концу второго месяца занятий задумчиво выдал Кривулин, — вам, пожалуй, пора познакомиться с новыми для вас практиками. Что скажете насчёт целительства?
Тёзка предсказуемо согласился, и после занятий заглянул в секретное отделение, где ему тут же выдали справку о госпоже Кошельной, урождённой Ржеусской, Эмме Витольдовне, у каковой госпожи