Киннотё. Золотая Бабочка. Пробуждение
Глава 1
ВТОРОЙ ШАНС
— А, вы пришли в себя, — раздается голос справа. — Не пытайтесь резко двигаться, системы еще калибруются.
Системы?
Звуки разделяются на четкие составляющие: гудение вентиляции (43.2 децибела), писк медицинского монитора (38.7 децибел), шаги в коридоре (примерно 12 метров, три человека). Мой мозг автоматически анализирует и классифицирует каждый звук, превращая привычный больничный шум в массив технических данных.
«Что-то не так», — проносится в моей голове, когда я пытаюсь пошевелиться. Тело отзывается мгновенно, без привычной утренней неповоротливости. Слишком быстро. Слишком точно. Слишком… эффективно.
Моей первой мыслью было: 浮き世へと生れ出て来し蝶々かな — «В этот плывущий мир родилась и прилетела бабочка». Странно, что именно эти строки Кобаяси Иссы всплыли в моей памяти.
Темнота отступает неохотно, словно вязкая жидкость, медленно стекающая с моего сознания. Я пытаюсь открыть глаза, и это простое действие кажется странно… механическим. Нет привычного трепета век, только четкая команда: открыть.
Первое, что я вижу — белый потолок медицинского отсека. Слишком белый. Слишком четкий. Каждая трещинка, каждая неровность проступает с пугающей ясностью. Я могу различить мельчайшие детали светильника, даже не фокусируясь на нем специально. Это похоже на микроскоп с идеальной настройкой резкости.
Я поворачиваю голову. Движение снова получается неестественно плавным. У моей кровати стоит доктор Ямамото, его пальцы быстро скользят по голографическому экрану планшета. Я помню его — именно он встретил меня в приемном отделении после… После чего?
— Что… — я запинаюсь, услышав свой голос. Он звучит почти как прежде, но с едва уловимым металлическим призвуком. — Что произошло?
Доктор поднимает взгляд от планшета:
— Вы помните аварию на транспортном узле станции Утагава?
Память услужливо подбрасывает картинку: скрежет металла, крики, удар… Но всё это кажется далеким, будто случилось не со мной. Я помню запах антисептика в вагоне, помню, как сжимала в руках планшет с конспектами уроков, помню вкус кофе… Все эти ощущения теперь существуют только в памяти — мое новое тело регистрирует химический состав воздуха, силу давления на поверхности и температуру объектов.
— Да, я… — пытаюсь сглотнуть и понимаю, что не могу. Что не чувствую горла. Что не чувствую…
Моя рука дергается к лицу. Белая, металлическая конечность с идеально выточенными пальцами замирает перед глазами.
— Спокойно, — говорит доктор, но я едва слышу его.
Я должна испытывать панику. Должна чувствовать, как бешено колотится сердце, как перехватывает дыхание, как холодеет в животе. Но ничего этого нет. Только кристально чистое осознание ситуации и странная, механическая реакция систем: повышение скорости обработки данных, активация дополнительных сенсоров, готовность к действию.
— Ваш мозг был единственным, что удалось спасти, — продолжает Ямамото, его голос звучит мягко, успокаивающе. — Мы провели операцию по переносу в кибернетическое тело. Технология отработанная, но…
— Я должна радоваться? — перебиваю его. Это звучит резче, чем я хочу, но контроль над голосовыми модулями еще не отлажен.
— Простите?
— Я жива. Я могу видеть, двигаться, говорить. Это чудо медицины, я должна испытывать благодарность, счастье, облегчение. — Я поднимаю вторую руку, разглядывая безупречные металлические пальцы. — Но я не чувствую ничего такого. Совсем.
Доктор вздыхает и присаживается на край кровати:
— Это нормально. Ваш мозг пока учится работать без привычных биохимических триггеров. Нет выброса серотонина, и дофамина. Вернее выбросы есть, иначе ваша психика просто не выдержит, но они сейчас у вас регулируется компьютером по заранее расчитанной схеме, пока вы не привыкните. Эмоции есть, но они приглушёные и вцелом… иные.
— Как будто смотришь кино о самой себе, — шепчу я, и мой новый голос идеально передает все нюансы интонации. — Всё слишком ясно, слишком четко, слишком…
— Рационально? — подсказывает Ямамото.
— Да.
В металлической поверхности медицинского шкафа напротив кровати я вижу отражение лица, похожего на изящную фарфоровую маску. Моего лица. Идеальные черты, чуть светящиеся синим глаза, белый композитный материал с едва заметным перламутровым отливом. Волосы — чёрный парик, как у куклы Хина.
Система услужливо проанализирует моё собственное отражение: композитный материал корпуса на 64% светоотражающий, радужка глаз оснащена динамической диафрагмой, мимические сервоприводы способны воспроизвести 147 вариаций выражений. Но где-то за этими техническими характеристиками пряталось мое лицо — я помнила его черты, но не могла соотнести их с этой идеальной маской.
«Я красивая. Симметричная. Кукла», — проносится в голове. Это не эмоция, а констатация факта. Как и то, что я больше не человек.
Когнитивный диссонанс подобен трещине в безупречной логике моих новых систем. Разум говорит: «Ты спаслась». Память о человеческих чувствах кричит: «Ты умерла». И где-то между этими двумя правдами начинается моя новая жизнь.
Я вспомнила, как еще вчера стояла перед классом, чувствуя легкое першение в горле после двух часов объяснения сложной темы, как машинально поправляла выбившуюся прядь волос, как теплели щеки от оживленной дискуссии с учениками. Теперь же система просто отмечала: голосовой модуль работает на 42% мощности, сервоприводы шеи функционируют в оптимальном режиме, температура корпуса стабильна.
Доктор Ямамото развернул в воздухе голографический экран. Несмотря на потрясение от вида своего нового тела, я не могла не отметить, как четко вижу каждую деталь проекции, каждую цифру в бегущих строках данных. Зрение стало другим — более острым, с возможностью увеличивать изображение, как через объектив камеры.
— Давайте я объясню, что произошло, — сказал он, открывая какой-то файл. — Помните последний день?
— Станция Утагава, — произнесла я, и мой новый голос с легким металлическим призвуком все еще казался чужим. — Я возвращалась домой после уроков. Был сбой в транспортной системе…
На экране появилась схема станции. Красным был отмечен тот самый злополучный сектор.
— Верно. Произошел критический сбой в системе управления. Два транспортных модуля столкнулись. — Доктор помедлил. — Вы находились в эпицентре.
Я смотрела на схему, и мой мозг, теперь подключенный к компьютерным системам, мгновенно проанализировал траектории движения, скорости, углы столкновения. С пугающей ясностью я поняла, что шансов выжить у моего человеческого тела не было.
— Когда вас доставили к нам, — продолжал Ямамото, сменив изображение, — большая часть тела была… — он запнулся, подбирая слова.
— Уничтожена? — подсказала я. Странно, но я произнесла это совершенно спокойно. Никакого ужаса, никакой паники — только чистое, рациональное понимание ситуации.