— А грохочет там гром, Ольга Борисовна. Гроза где-то над морем, — успокаивающе произнесла Стрельцова, остановившись рядом со мной. — Вон в черных тучах видны всполохи.
Бабский молчал, держа две плетеные корзины с продуктами. Вдруг спохватился и сообщил как бы невзначай:
— Ягнятина в поселке свежайшая в меру жирная. И так дешево, не то что в Москве! Взяли ребрышки, да мякоть на вечерний шашлык. Еще абрикосы и черешню, Ольга Борисовна, вот посмотрите, — поручик откинул край полотенца с одной из корзин.
— Знаете, ваша милость, как-то очень неуместно об этом сейчас! — отозвалась Ковалевская, наклонилась, чтобы поднять свой пояс. И, резко повернув голову ко мне, потребовала ответа: — От кого сообщения? От Дениса… Филофеевича?
— Да, — я кивнул. — И от Глории, — то, что оба сообщения могут быть связаны с пролетом крымской воздушной эскадры на юг и так было ясно. Вот только оставалось непонятным, почему на юг, если схлестнулись с бритишами? Допустим для укрепления южных рубежей, перебазирования на Кипр, то почему шли столь спешно? Линкор мчался даже с реактивными ускорителями — дымный след от них тянулся на полнеба.
— Элизабет, можно тебя попросить? Принеси, пожалуйста, мой эйхос — он остался в рубке на диване слева. Наверное, папа мне уже что-то сообщил. А мы пока послушаем, что сказал цесаревич, — княгиня взяла меня за руку, отводя в тень нависавшей над ними скалы. И там, обернувшись к поручику, оставшегося с корзинами на берегу, поторопила: — Включай! Я нервничаю! Как же не хочется, чтобы замысел Глории провалился и все пошло по самому жуткому пути!
— Леш, извини, здесь может быть личное! — крикнул я Бабскому, показывая АУС в руке. — Постой пока там. Все, что важно, мы от тебя не скроем.
— Я все понимаю, Александр Петрович: дела у вас имперские или вовсе божественные. А мне тут и с корзинами хорошо, — отозвался наш кучерявый весельчак и добавил: — Лишь бы живот не прихватило перед началом войны, а то налопался я по пути черешни.
Ковалевская его юмор не оценила, толчком в бок поторопила меня, и я включил сообщение от Романова. Оно оказалось более чем лаконичным:
«Александр Петрович, вам надлежит как можно скорее прибыть во дворец!».
— Дальше! Что там от Глории? — Ольга, скользнув взглядом по экрану увидела еще одну строку и недовольством добавила: — Ах, тут еще и Бондарева — важный государственный деятель! Ее тоже мне включишь! Быть может я ей сама отвечу, вместо тебя.
Я опустился на строку ниже, нажал кнопку, и раздался голос императрицы:
«Елецкий, знаю, вы летите на юг! Не вздумайте направиться на Кипр или Крит! Послушай меня — это важно! На южной границе намечаются серьезные провокации! Есть опасения, что на тебя тоже охотятся — и это уже не люди Уэйна! Возвращайся в Москву! Считай, что это мой приказ! Сомневаюсь, что ты следишь за новостями, поэтому скажу главное: на Луиса утром было покушение. Он ранен, но в новостях могут преподнести, будто убит. Принц Марлоу скончался еще вчера вечером. Герцог Уэйн тяжело ранен и, скорее всего, не выживет», — она замолчала, переводя дыхание. Чувствовалось, что все это Глория наговаривает в эйхос с огромным волнением. Продолжила: — «Девид Крайтон, маркиз Пирси и люди из Круга Семи Мечей пытаются захватить власть в Лондоне. Для этого поднята вся эта информационная волна. Им нужна неразбериха и паника. Но это не твое дело. Говорю, чтобы ты понимал и не слишком доверял сообщениям в прессе. В общем, возвращайся в Москву! Ты можешь мне очень потребоваться! На южной и западной границе ожидаются серьезные провокации! Все это может перейти в большую войну! Держи эйхос при себе!».
— Нихрена себе дела! — я с минуту поглядывал то на мерцавший экран АУСа, будто ожидая что из него снова раздастся голос императрицы, то на Элизабет, торопливо шедшую к нам от виманы. Потом спохватился: Глории нужно было ответить.
— Дорогая, спасибо, что предупредила! — сказал я, поднеся АУС ближе ко рту. — Мы в Крыму — южнее не полетели. Все, что ты сказала, для меня новости и новости очень неприятные. Ты сама где? Не отвечай, если это несет тебе опасность. Я возвращаюсь в Москву. Если что-то от меня нужно, сразу говори. Если есть возможность, сообщай мне о происходящем.
Ольга, стоявшая рядом, ни слова не возразила против моего слишком любезного общения с императрицей. Похоже, отношение Ковалевской к Глории менялось. Я знаю, что княгиня начала ее уважать, и теперь моя связь с Глорией не казалась ей чем-то невыносимым, близким к предательству.
— Денису скажи, что мы вылетаем! — напомнила Ковалевская. — Эксперименты в Перми придется отменить.
— Нет, Оль. Не надо ничего отменять. Подумай сама: ты здесь ничем и никак не поможешь. Ответь лучше Борису Егоровичу, чтобы не волновался, — я кивнул на Стрельцову, протягивавшую эйхос. — Мы так поступим: сейчас же вылетаем в Москву. Ты, Оль, реши с Борисом Егоровичем, где тебе следует быть. Пожалуй, все же лучше в Пермь, но решай это с отцом. Я с Элиз и Бабским во дворец.
Тут же у меня не без некоторого подозрения возник вопрос, и я крикнул Бабскому:
— Алексей Давыдович! Хватит там корзины охранять, сейчас вылетаем в Москву! Кое-что стряслось, — я жестом подозвал его.
Когда Ольга отошла, чтобы наговорить сообщение князю, то спросил поручика:
— Сэм, шалун ты этакий. Ты спалил Глории, что мы летим на юг, на моря?
— Э-эм… Ну так… — пудель растерялся, почесал свои буйные кудряшки.
— Говори, сучонок! А то сейчас применю «Инквизитор», — сказал я в шутку, да и не испугала бы Бабского эта процедура.
— Ну, я. Она сама еще вчера спросила в сообщении, мол, где я нахожусь. Я и сказал, как есть, что служу теперь вам, и летим мы на юг на двухдневный отдых, — пояснил Бабский. — А что здесь такого, господин Макграт? Я же должен быть честен хотя бы с самой императрицей. И, разумеется, с вами.
— Да возражений нет. Все правильно, Сэм. Ты должен быть честен со мной и с ней. Тем более мы ее