Он понял и провел по рту предплечьем.
— Если по девятьсот торговать его, разлетится аж бегом! Дешевше, чем на рынке.
— А качество зерен? — уточнил я.
— Обычное. Как на рынке. Но то еще не все. В соседнем колхозе масло подсолнечное. Хотели тысячу шестьсот, я сторговал за полторы! Сколько оно на рынке?
Мама свела брови у переносицы, вспоминая цену.
— Я перед новым годом два литра купила по две семьсот за литр.
— Все дорожает, — напомнил я. — Через неделю, когда поедем за товаром, цены поднимутся на сотку минимум.
— Ты домой-то хоть возьми масло и рис, — попросила мама отчима. — А то муку возите, а я не видела той муки. Так пироги бы пекла.
Алексеевич с видом Зевса, спустившегося с Олимпа к смертным, выложил на стол десять тысячных купюр.
— Вот, возьми, что нужно.
Мама просияла и обняла его. Разошелся отчим, перья распушил, ходит раздувшись, как индюк. Ой, не к добру! Испытание огнем и водой человек выдерживает, потому что деваться некуда: или сдохнешь, или выживешь. Самое сложное — пройти медные трубы, то есть славу и почет, сюда же можно отнести и деньги. Алексеич копейки начал зарабатывать, а понтов вон уже сколько и сколько гордости.
— То еще не все! Я нашел курей! По тысяче за килограмм, а на рынке — три. Можно брать туши и продавать. А еще скупать свиней по дворам, уже разделанных.
— Холодильник нужен, — остудил его пыл я. — Это скоропортящийся продукт. Его за день надо продать. Лучше не связываться и не жадничать. Вот рис и масло — это хорошо.
Василий глянул на часы, залпом выпил стакан компота и схватил вафлю.
— Время. Оля, ты собрана? Пять минут до выхода.
— Да я вот. — Мама сняла фартук и осталась в костюме. — Помаду только подправлю.
Я отчитался:
— К труду и обороне готов. Когда выходим?
— Сейчас, — ответил он, моя свою тарелку и чашку.
Ровно в пятнадцать тридцать он завел мотор «Волги», и мы поехали за документами.
Если стоять в общей очереди, как все, то существовала опасность проторчать тут с утра до вечера, только чтобы узнать, готовы ли документы.
Пока мы с мамой стояли, подпирая стену и созерцая длиннющую очередь, Алексеич зашел к секретарше, она забегала по кабинетам, открылась нужная дверь, и маму пригласили войти под рев и проклятья граждан, которые тут стояли с утра. Сейчас каждый нас и ненавидел, и мечтал оказаться на нашем месте.
Впервые в жизни я почувствовал себя водилой-обочечником, и сделалось стыдно перед этими людьми. Самого несказанно бесит, когда кто-то пытается пролезть без очереди.
Когда мама вышла с бумагами, на нее налетели бабки, окружили и стали проклинать, одна начала толкаться, замахиваясь костылем.
— Стыд потеряли! Не выпущу тебя отсюда! — Разъяренная бабка потянулась к бумагам, чтобы их порвать, и я скользнул между ними, оттирая бабку и выхватывая документы, которые сразу же сунул под куртку.
Полиция справедливости утратила интерес к маме и переключилась на меня.
— Сама бесстыжая, и щенок такой же! — донеслось вослед, когда я был уже у выхода.
Василий протиснулся к маме, обнял ее и, прикрывая собой, словно телохранитель, повел прочь. Хлопнула дверь, отсекая возмущенный гвалт.
Остановившись, я вытащил из-под куртки документы, улыбнулся. Е-е-е! Я — счастливый обладатель земельного участка на улице Липовая!
Собственная комната — самая заветная моя мечта, которая в той реальности так и не осуществилась. Как же я завидовал Илье, родители которого стучались прежде, чем войти в его комнату! А теперь есть шанс построить целый дом, где все будут счастливы!
Можно заказывать проект, а потом начинать заливать фундамент!
Да, мы с Василием вроде ладим, но ощущение, что это пока я не забуду «закрыть тюбик». Все-таки он — чужой человек, склонный все и всех контролировать, потому постоянно чувствуется напряжение, особенно Боре тяжко, который более хаотичен, чем я. Дотерпим ли мы до лета без грандиозного скандала? Таких, как отчим, дотошных людей сложно выносить.
Ко мне подошла мама, положила руку на плечо.
— Поздравляю, сын, тебя и деда! Он правда собирается переезжать?
— Не в ближайшее время, — отмахнулся я, поймав настороженный взгляд Василия, который догадывался, что дед тут совершенно ни при чем. — Теперь надо в пункт «МММ», потом — к валютчику и к бабушке.
Я посмотрел на маму и кое-что вспомнил:
— И еще мне надо серьезно поговорить с Гайде.
— С бабушкой все в порядке, — уверила меня мама.
— Не о бабушке. О другом, — не стал вдаваться в подробности я. — Устроишь нам встречу? Это очень важно для меня.
Мама скривилась. Сейчас она начнет искать причины, чтобы не напрягаться и не делать то, что требует хоть каких-то затрат времени и сил и не принесет ей пользы.
Вспомнился анекдот. Лежит бегемот в болоте, пускает пузыри. К нему подбегает сын: «Папа, айда со мной корабль строить!» «Ага, щаз, брошу свои важные дела и пойду фигней страдать».
Понимая, что это ненормально и нездорово, но иного способа повлиять на родительницу, чтоб она не тянула резину, нет, я сказал:
— С меня две тысячи.
На ее лице проступила заинтересованность, и тут отчим не выдержал:
— Оля, ты что? Тебя просит сын, который делает это не так уж часто. Сын, благодаря которому в нашем доме появились деньги. Как так можно вообще? Сейчас же иди звони и договаривайся! А мы по своим делам пойдем.
На маминых щеках вспыхнул румянец, глаза сверкнули гневом, но перечить Василию она не посмела, молча удалилась, а мы направились в пункт продажи акций «МММ», который работал до восьми вечера.
— Нужно избавиться от акций, — сказал я. — Говорил уже, что скоро лавочка накроется.
— Но ведь пока акции дорожают, — возразил отчим.
— Мое дело — предупредить, — отрезал я.
Вспомнилось из школьной программы: «Мужик, как бык, втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выбьешь: упирается».
В центральном пункте стояла очередь, все желали отдать свои денежки Мавроди. Мы пристроились в хвост.
— Видишь, все люди акции покупают, — попытался найти аргумент отчим. — Тебе это ни о чем не говорит?
— Миллионы мух не могут ошибаться, — сострил я, но отчим не понял.
— Причем тут мухи⁈
— Не хочу, чтобы