— Но я не могла тебя не спросить. И еще не могу не сказать… не предупредить. Конечно, ваши игры район на район выглядят очень увлекательно и по-взрослому, но они могут закончиться проломленной головой. Будь осторожен.
Мои глаза широко распахнулись. Ладно бы Еленочка предупреждала — она наша классная и в ответе за нас. Ладно бы Илона Анатольевна, душа-человек, которая за школьников костьми ляжет. Но — Вера… Почему? Почему она предупредила именно меня? Неужели ей не все равно, с проломленной головой я или с целой? Так хотелось это спросить, но я промолчал.
Когда на душе порхают бабочки и расцветают тюльпаны, чертовски сложно сохранять равнодушие на лице.
Или ее предупреждение — просто благодарность, баш на баш, и не стоит придумывать глупости⁈ Типа, ты обо мне позаботился, причем дважды, теперь я должна показать, что меня волнует твоя судьба.
Как бы то ни было, сегодня у меня есть вдохновение, чтобы сворачивать горы!
Глава 5
Хорошее сомнительное дело
Сразу после школы я заскочил домой, доел остатки вчерашней роскоши под наблюдением мамы и пешком рванул к себе на дачу. Чуть в грязи не утонул, но добрался. Лидия была на работе, а Ваня и Светка дома смотрели мультик про домовенка Кузю по черно-белому телевизору.
Как только я вошел, дети сорвались с насиженных мест, Светка повисла на мне, говоря:
— Папа Павлик, ура! — И, прищурившись, заглянула в глаза.
Подумалось: «Во сколько же я тебя должен был зачать? В семь лет? Рекорд, однако». Насколько помню, рекордсмену то ли одиннадцать, то ли тринадцать. Хотелось отмахнуться, но я подыграл им, пропел менторским тоном:
— Где сын мой Николай?
Дети покатились по полу, смеясь.
— Бузя в центре, — ответил Ваня. — Машины моет.
Я проверил кухонные шкафчики на предмет наличия круп: гречка, рис, мука, горох, соль, сахар — все есть. В холодильнике обнаружилось молоко и синие куриные окорочка. Оставив пятнадцать тысяч под банкой сахара, я велел сказать об этом Лидии. Надеюсь, все у нее с усыновлением хорошо.
После ливня грязища была по колено, по небу бежали пузатые тучи, и мопед я решил не брать. Поеду на охоту за Хмырем с парнями на автобусе, перехвачу Бузю, и пусть показывает, где ошивается малолетний рэкетир.
Мы условились выдвинуться на автобусе, который идет в три двадцать пять, потому долго быть с детьми я не мог, распрощался с ними и побежал на остановку, нарушая собственные заветы не ходить поодиночке.
В грязи измазался весь, на ботинках налипли лепешки, брызги от грязи летели аж на косуху, потому пришлось спуститься к речке, чтобы отмыться.
Думал я о детях. Точнее, о будущем, когда они взрослеют в тепличных условиях, на входе в школу стоит охрана, детей отдают только в руки родителям. Сейчас если за первоклашкой, который проучился месяц-два и уже запомнил дорогу домой, приходят родители, то его заклевывают другие дети как маменькиного сынка.
В порядке вещей, когда младшие школьники сами приходят домой, разогревают себе еду, ждут родителей с работы. В будущем будет считаться чуть ли не преступлением, если оставить семилетку дома одного. Сложно представить, что настанет такое время, когда всякие неврозы и депрессии станут встречаться так же часто, как нарушение осанки.
На остановку я пришел минута в минуту, и автобус поехал собирать друзей. Возле школы сел Илья, чуть дальше — Кабанов, в Верхней Николаевке — Димоны. Рамиль помогал родителям на рынке и должен был присоединиться к нам там. Мы ничем не рисковали, центр — нейтральная территория, заводским туда сложнее добираться, чем нам.
Автобус был полупустым, и гармошка оказалась в нашем распоряжении. У каждого было по пруту арматуры. Чтобы не привлекать внимание, мы собрали их в кучу и обернули старой наволочкой.
— Мы как дачники с этой фигней, — сказал Кабанов. — Ну, с саженцами всяких вишен, персиков.
— Пороть Хмыря будем розгами! — выдал Илья, и все покатились со смеху.
Возбужденные и нервные, мы грянули смехом, просто чтобы сбросить напряжение. Пассажиры автобуса — и мужчины, и женщины — посмотрели осуждающе. Я и сам таким был. Гогочущие подростки казались мне враждебными, а поскольку мои ровесники кучковались или здесь, на круге гармошки, или на задней площадке, чтобы не сталкиваться с ними, я всегда входил в переднюю дверь, а теперь сам возглавил группировку и сею страх и ужас. Никто ведь не знает, что мы — скорее тимуровцы, просто подростки — по природе своей шумные, с возрастом гормоны поутихнут, и пройдет.
Я задумался, где же грань, почему мне комфортно среди этих людей, а среди тех же алтанбаевцев я будто по минному полю шагаю. И ведь взрослый я воспринимал людей так же: свои, с ними в огонь и в воду, и чужие, с которыми расслабляться нельзя. Что это? Застарелая социофобия или чутье? Может, тот я тоже чуял человеческое нутро, потому в его-моем окружении никогда не было гнилья и подстав? Наши дружески подтрунивают, никого не унижая. Гопота проверяет на прочность. Чуть зазевался — шакалы уже глодают твои косточки.
На конечной остановке, автовокзале, мы вышли еще более напряженными. Нас встретил Рамиль, потянулся к «саженцам», но, увидев милицейский патруль, взимающий дань с торговцев, решили оружие не распаковывать.
— Помните, как выглядит Коля? — спросил я, Илья кивнул, все замотали головами.
— Ясно, — кивнул я. — Значит, Димоны — со мной, прочесываем эту сторону. — Я махнул рукой на юго-запад. — А вы, начиная с автостоянки у входа на рынок, двигаетесь на север вдоль трассы.
— Встречаемся где и когда? — спросил Илья, глядя на наручные часы.
Я достал свои из кармана рюкзака. Было почти четыре вечера.
— В полпятого возле администрации.
— Э, а оружие разделить? — спросил Рамиль.
— Если находите Колю, ведите его на место встречи. Сами ни во что не ввязывайтесь. — Я в упор посмотрел на Рамиля. — Узнаю о самодеятельности — придушу. Дело опасное. Решение принимаем коллективно. Поняли меня?
— Че ты пялишься? — взбрыкнул Рам. — Поняли!
— Тогда приступаем, — распорядился я, и мы разошлись.
У моей группы было больше шансов найти Бузю, потому что севернее рынком жизнь была фрагментарно, по сути, им следовало прочесать только одну парковку, в то время как нам — парковку возле администрации и дорогу, где оставляли машины желающие