Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв. Страница 210


О книге
писал сидя, то неуклонно полнел. Дошел до девяноста шести килограммов – это при ста шестидесяти двух сантиметрах роста. Стоя же килограммы не только не прибавлялись, а уходили. Верно, хотя и медленно.

Он запустил текстовый редактор, открыл нужный файл, прочитал последнюю страницу, написанную вчера перед сном, и прыгнул в текст, как в омут. Либо плыви, либо тони. Тонуть он не собирался категорически, и потому оставалось одно – плыть. Он и поплыл. Из всех доступных стилей сегодня он выбрал брасс – не самый быстрый, но самый надежный. Писал без изысков, просто, но крепко, подгоняя предложение к предложению так, что абзацы выходили устойчивыми, ладными, образуя конструкцию, которую ветром не сдуешь. Многие негры считают, что проще и быстрее всего строить дом – то есть роман – из соломы. Он же предпочитал строения каменные. Потому что из соломы только-только доведешь дело до середины, как вдруг подует ветер – и начинай сызнова. В итоге же может не выгодой обернуться, а убытками. А для него убытки непозволительны.

Первые пятьсот слов он написал в сорок пять минут. Учитывая три пятиминутных перерыва, в которые он ходил по кухне и глядел в окно, чистого времени – полчаса. Для Сергея скорость была приличная. Тут, конечно, не в пальцах дело, печатать он мог и втрое быстрее. Мозги за пальцами не поспевали.

После пятисот слов полагался перерыв двадцатиминутный. Он его использовал с толком – вынес мусорное ведро. Заодно и воздухом подышал. Дом еще спал, и это давало ощущение собственной исключительности: вот какой он работящий! Морозец, ветер, снег ободрили не хуже спринтерского кофе, и следующие пятьсот слов пошли почти так же споро, как и первые. Труд, труд и труд, тогда, глядишь, придет и вдохновение.

Когда на кухню вышла Лариса, он уже завершил утренний урок – тысячу слов. Лариса сонно улыбнулась ему, глазами показала на телевизор, что стоял на холодильнике.

– Включай, включай. – Сергей скопировал файл на флешку. Большой перерыв. Даже слишком большой. Он бы предпочел еще часок-другой поработать, но жизнь вдвоем накладывает обязательства.

Они завтракали под утренние новости. Ничего особенного, в Вест-Индии трясет, на Ближнем Востоке взрывают, в Австралии небывало расплодились крокодилы…

Все это Сергея интересовало мало, писал он криминальный боевичок, действие которого проходило в Москве и окрестностях, и потому ни землетрясения, ни крокодилов пристроить было некуда. Хотя и заманчиво обрушить лавину ошалевших от январских морозов крокодилов на поместье олигарха Апфельштейна, но все-таки нужно и меру знать. А если у Апфельштейна побочный бизнес – крокодиловая ферма? Этакий аквацентр, дюжина прудов, прикрытых стеклянными колпаками, хозяйство обогревается краденым газом (воровство списывают на Украину). И управляющий фермы – любовник жены олигарха? Жена хочет избавиться от мужа и встать во главе многомиллиардного бизнеса. Подговаривает управляющего, и тот вводит крокодилам озверин, тайную разработку ФСБ для проведения спецопераций в Австралии и Флориде. Крокодилы, понятно, бесятся, вырываются на волю, забираются в особняк олигарха, в бассейн, где резвятся пресыщенные гости. Возникает паника, стрельба, Апфельштейн исчезает, жена считает, что цель достигнута… Правда, этого нет в синопсисе, но если бы он писал по синопсису, то был бы плохим негром. Никудышным негром. Голодным негром. Потому что синопсиса на роман никак не хватало, максимум – на коротенькую повестушку в три листа. А он должен выдать на-гора шестнадцать полноценных листов, шестьсот сорок тысяч знаков. Вот и приходится хватать любого пролетающего мимо крокодила за хвост.

Лариса о чем-то говорила, он что-то отвечал, а крокодилы все ползли по коврам роскошного тюдоровского особняка, который Апфельштейн купил в Англии, по камешку перевез в Россию и поставил в своем поместье, чтобы утереть нос остальным олигархам, живущим пусть в шикарном, но новострое. А в тюдоровском особняке жили многие поколения герцогов Фиц-Морсбери, что, по мнению Апфельштейна, придавало и ему самому патину благородства и знатности. В то же время последний герцог Фиц-Морсбери нанимается к Апфельштейну в качестве английского мажордома, разумеется, под чужой фамилией Вудхауз. Герцог ищет план сокровищ пирата Моргана, который его прадед, женатый на правнучке (внучке? дочке? нужно будет прикинуть) ямайского губернатора, запечатлел на одной из стен особняка в виде мозаики-криптограммы – на черный день. Сам герцог, доктор медицины и активный участник международной организации «Врачи без границ», десять долгих лет провел в плену у афганских моджахедов или сомалийских пиратов, покуда его старушка-мать не уплатила выкуп, продав для этого фамильное гнездо Апфельштейну. Теперь старушка-мать живет в меблированных комнатах Лондона среди индийских иммигрантов, а ее соседка, вдова раджи Кублу-хана, по сердечной доброте присматривает за ней. У вдовы есть дочь, прекрасная Зита, ласковая и добрая девушка. Но никто не знает, что Зита – предводительница банды наркоторговцев «Бриллиантовая звезда», которая контролирует сорок пять процентов британского рынка наркотиков и стремится увеличить долю до пятидесяти пяти…

Новости кончились, кончился и завтрак. Лариса засобиралась. Она преподавала английский язык в частной школе, торжественно именуемой Первой гимназией. Преимуществ перед другими школами у гимназии было несколько: отсеивали откровенную гопоту, уроки начинались часом позже, и учеников в классе было поменьше. А еще она, гимназия, была в двух кварталах от дома. Десять минут ходьбы, много пятнадцать, если идти неспешно. Это важно: работай Лариса в обычной школе, ей было бы труднее переносить то, что Сергей – человек свободной профессии, спит, работает и отдыхает по велению души. Гораздо труднее. А так и поспать можно подольше, и уставала она поменьше, и сама гимназия была почище, нежели общеобразовательная школа номер четырнадцать, в которой она работала раньше. Поэтому то, что Сергей оставался дома и мог – теоретически – хоть смотреть телевизор, хоть петь песни, воспринималось спокойно.

На самом деле Сергей работал вдвое, если не втрое больше Ларисы, но видна лишь надводная часть айсберга, сиречь время, проведенное в буквопечатании за ноутбуком, а то, что он и сейчас трудится, ей не видно. Какой же это труд – пить чай и есть бутерброды? А то, что он при этом думает, так ведь все думают о чем-нибудь.

Сергей проводил Ларису до двери, помог надеть шубку, пожелал удачи и тут же записал крокодильские мысли в особый файл. Негру и веревочка в дороге пригодится, а тут целая сюжетная линия. Будь он белым писателем, понятно, сто раз подумал бы, прежде чем решиться на подобные изыски, а может, и не сто, а с первого же раза отверг бы крокодилятину в шампанском. Ну а писателю-негру привередничать никак нельзя, сначала деньги, нравственность потом. Он, Сергей, должен выдать хозяину-плантатору за год четыре романа

Перейти на страницу: