Наши общие друзья приезжают нечасто, и, как того требуют приличия, в чужие дела стараются пока не лезть. Правда, Мариз уже на пределе, почувствовала неладное, заметив, что я упорно отказываюсь приближаться к столице.
Но как объяснить подруге, что я сделала все это, чтобы спасти наш мир, что предо мной явилось божество и заявило, что от меня зависит, будем ли мы все жить счастливо?
Я бы сама предпочла все позабыть, поэтому не могу обременять этими ненужными знаниями дорогого человека. Раз такова судьба — пусть от нее страдаю только я.
— Поговаривают, на этом балу принц будет выбирать себе невесту, — закидывает удочку Мариз, пригубливая чашку с чаем, бросая на меня искоса хитрый взгляд.
Сжимаю челюсти, стараясь выглядеть так, словно эта информация меня не касается. В глазах печет, но я не разрешаю себе плакать.
Все в порядке. Я с самого начала знала, что нам не суждено быть вместе. Я сама от него отказалась. Теперь уже поздно сожалеть, а ревновать и злиться я и вовсе не имею никакого права.
— Вот как? Что ж, пора. Чем скорее он обзаведется наследником, тем прочнее будет его позиция в качестве будущего монарха, — выдавливаю я, гордясь собственным самообладанием.
Помнится, о том, что Эльвина и Лазар поженились, вести пришли в начале года. Кто знает, может, сейчас святая находится в положении? Если король Лесетиус оставил мечты посадить сына на трон, то с появлением на свет внука старик точно снова возьмется за старое. Кайдену нужна поддержка. Если он возьмет в жены представительницу старой дворянской элиты, то нейтральные семьи и те, что продолжают поддерживать короля, переметнутся в лагерь наследного принца.
Рассуждая логически, я легко могу понять необходимость подобного шанса и почему соратники принца подталкивают его к нему. Но сердце, бешено возмущающееся в груди, не понимает доводов рассудка.
Мариз фыркает и отворачивается от меня, решив начать дырявить взглядом брата, который за минувшие полчаса не перевернул и страницы своей увлекательной книги. Но надолго девушку не хватает.
— Ты невыносима, Лиссандра! — наконец не выдерживает подруга. — Всегда была такой, но сейчас… просто слов нет! Сидишь тут, как в башне из слоновой кости, отгородившись от всего мира, и делаешь вид, что тебе все равно! А я-то знаю, как ты к нему относишься!
Я отвожу взгляд, чувствуя, как щеки заливаются краской. Она права. И я ненавижу ее за это. Ненавижу за то, что видит меня насквозь, за то, что не дает мне спокойно притвориться безразличной.
— Я рада за Кайдена, — тихо говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Он заслуживает счастья. И если для этого ему нужна влиятельная супруга, то я только… поддерживаю его выбор.
Бенедикт, наконец, отрывается от книги и смотрит на меня с сочувствием. Друг, у меня такое чувство, о чем-то догадывается, он всегда отличался проницательностью, которой Мариз похвастать не в силах. И, наверное, понимает, как мне сейчас тяжело, пусть и не знает точных причин.
Мариз поджимает губы, но больше ничего не говорит. Она знает, что давить на меня бесполезно. И что я, скорее, умру, чем признаюсь в том, что мое сердце разбито. Она встает с кресла и подходит ко мне, обнимая за плечи.
— Ладно, делай, как знаешь, — шепчет она. — Но знай, мы всегда рядом.
Девушка всегда умела видеть меня насквозь. Она знает, что за маской хладнокровия и рациональности скрывается отчаявшаяся девушка, мечтающая о любви и счастье, как и любая другая. И ее поддержка сейчас для меня бесценна.
Бенедикт поднимается и подходит ко мне, кладет руку на плечо.
— Мариз права, Лиссандра. Иногда правильное решение — начать все сначала.
Я опускаю голову, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Они такие наивные, мои друзья. Они верят в сказки, в любовь, в то, что каждое завтра лучше, чем вчера. А я… я уже давно не верю ни во что. Я слишком хорошо знаю, как устроен этот мир, и понимаю, что мои мечты — всего лишь иллюзия, не имеющая ничего общего с реальностью.
Следующим утром на рассвете Мариз и Бенедикт отправляются в путь, укутавшись потеплее — на юге всегда относительно тепло, но чем ближе к столице, тем сильнее там властвует зима с ее морозами и снежными бурями.
Машу на прощание до тех пор, пока экипаж не выезжает за ворота поместья, и возвращаюсь в опустевший дом. Было бы здорово, будь у меня брат или сестра. Титул, богатство, особняк, власть и даже целое герцогство — и тем не менее, меня порой одолевает такое чувство, словно у меня нет ничего, и эту пустоту в душе ничем не заткнуть.
В доме тихо. Слишком тихо. Каждый шорох отзывается эхом в пустых комнатах, напоминая о моем одиночестве. Пытаюсь занять себя делами, но мысли постоянно возвращаются к Кайдену. Представляю его на балу, окруженного знатными дамами, выбирающего себе невесту. Сердце болезненно сжимается при этой мысли.
Решаю прогуляться по саду. Собираю болтающимися у ног краями накинутой на плечи шали влажную росу с цветов, вдыхаю свежий воздух и стараюсь успокоиться.
Розы отцвели, сбросили лепестки астры, начался сезон розовой камелии. Редкое и очень привередливое растение, что распускается всего на две недели, а при любом нарушении условий выращивания и ухудшении ухода за ним не распускается вовсе. «Тоскую по тебе» — вот что говорит этот цветок на языке флористики.
Тоскую по тебе. Тоскую по тебе. Я так по тебе тоскую.
Возвращаюсь в дом и сажусь за письменный стол. Нужно составить отчеты по управлению герцогством, проверить счета и отдать распоряжения слугам. Работа помогает отвлечься от тягостных мыслей. Погружаюсь в бумаги, стараясь не думать о бале, о Кайдене, о его будущей невесте.
К вечеру чувствую себя измотанной. Решаю выпить чашку травяного чая и почитать книгу перед сном. Выбираю старинный том по истории Азарина, надеясь узнать что-то новое о прошлом нашей страны либо же, мучаясь от скуки и сухого повествования, быстро и безмятежно уснуть. Но даже оказавшийся увлекательным сюжет не может полностью завладеть моим вниманием. Образ Кайдена не покидает мыслей.
Засыпаю с тяжелым сердцем. И мне снится бал. Кайден стоит в центре зала, окруженный прекрасными дамами. Он улыбается, но в его глазах нет радости. И вдруг он смотрит на меня. Наши взгляды встречаются. Синий пронзительный взор, в котором ни осуждения, ни обиды, лишь непонятная