Ответом ему было глубокое молчание.
— К глубокому моему сожалению между нашими братскими славянскими народами ныне присутствует некий водораздел, мешающий плодотворному сотрудничеству… честно скажу, что я не знаю, что надо сделать для того, чтобы убрать этот водораздел… наверно нынешнему поколению русских и поляков это не удастся, что не отменяет возможности сосуществовать и в теперешних условиях. Обещаю всем собравшимся тщательно обдумать наши сегодняшние взаимоотношения и обсудить их в расширенном, так сказать, формате в ближайшем будущем… скажем, после выборов в Государственную Думу.
Вена
А на следующее утро после завтрака в Бельведере высокая делегация продолжила свой дальнейший путь, стартовав от Венского вокзала Варшавы.
— Ты очень хорошо сказал заключительное слово, — признался отцу Георгий уже в вагоне-гостиной, — я бы так не смог.
— Поживешь с мое, научишься, — рассеянно заметил ему Александр.
— И еще одна любопытная тема возникла на вчерашнем совещании, — продолжил сын, — относительно евреев и их собственного государства….
— Да, я тоже отметил это, — кивнул царь, — мысль, заслуживающая внимания…
— А что, если нам объединить эти две темы в одну? — довольно неожиданно высказался Георгий.
— Это как? — не понял Александр.
— Ну, у евреев нет своей страны и у поляков то же самое — а что, если поселить их вместе, выделив какую-то спорную территорию?
— Историческая родина евреев это вообще-то Палестина, — внес в обсуждение трезвую ноту император, — а у поляков Польша… не вижу тут никаких пересечений.
— Допустим, что в той же Польше живет очень много евреев, причем очень давно… с тех пор, как случилось их изгнание из Испании, это конец 15 века, Гранадский эдикт такой был, если не ошибаюсь.
— Ну да, был такой эдикт, — усмехнулся Александр, — по нему евреям предлагалось два варианта — либо перейти в христианство, либо уехать из Испании. Большинство второе выбрало… а приняли уехавших в основном две страны — Германия и Польша… ну то есть на тот момент Речь Посполитая.
— Их тут два миллиона, папа, — продолжил Георгий, — каждый шестой житель Польши… ну то есть того, что раньше было Польшей… это еврей. Вот и пусть поделят власть между собой — как та же Австро-Венгрия, к примеру.
— Я понял твою мысль, — поморщился царь, — но вряд ли из нее получится что-либо путное… евреи не согласятся, потому что хотят получить Палестину, а поляки — потому что… потому что они поляки. Но предложить это на каком-либо международном конгрессе — почему бы и нет… а у нас впереди Вена и Франц-Иосиф Первый, лучше на эту тему дай мне какой-нибудь умный совет.
— Хорошо… — Георгий тяжело вздохнул, допил чашку чая и выдал требуемое, — а давай тогда и Франца-Иосифа в эту схему добавим…
— Это как? — сдвинул брови царь, — выражайся яснее.
— Пусть хотя бы создадут автономию на своих польских землях, — предложил Георгий, — причем отдельно для поляков, отдельно для евреев. С тесными связями с нашими поляками и евреями. Германию тоже можно бы подключить на последнем этапе.
— Мысль интересная, но боюсь, что тоже непроходная, — тут же ответил ему Александр, — Ни Франц-Иосиф, ни Вильгельм на такую схему не пойдут. Никогда и ни за что.
— Я тебя понял, папа, — улыбнулся Георгий, — тогда держи еще один мудрый совет… у Франца-Иосифа же сейчас имеется соглашение с немцами и итальянцами, как уж оно называется-то…
— Тройственный союз, — напомнил ему Александр.
— Правильно, Тройственный — а у нас есть договор с французами примерно на эту тему… и к нему очень хочет присоединиться Англия, так?
— Да, со стороны королевы Виктории было такое зондирование, — признался царь, — пока мы не сказали ни да, ни нет.
— Так вот… — продолжил Георгий, глядя одним глазом в окно, за которым промелькнуло название Оломоуц, — Англия с Францией далеко, а немцы и австрийцы рядом с нами — мое личное мнение состоит в том, чтобы дружить с более близкими соседями, а дальних лучше держать на расстоянии.
— Не всегда так получается, сын, — рассудительно отвечал ему монарх, — ты же не хуже меня знаешь, что самые напряженные отношения обычно у близких людей… у брата с братом, у сына с отцом, и у ближайших соседей тоже. А с теми, кто далеко, обычно все хорошо складывается, потому что делить в общем и целом с ними нечего.
— Это тоже верно, — чуть подумав, ответил Георгий, — однако дальние соседи запросто могут стравить тебя с близкими, просто для того, чтобы потом погреться и повытаскивать каштаны из огня.
— Что конкретно ты предлагаешь? — поставил царь вопрос ребром.
— Присоединиться к Тройственному союзу, вот что, — бухнул свое предложение сын, — и пусть немцы потом выясняют отношения с Англией и Францией — у них же там много взаимных претензий накопилось… а мы в сторонке постоим, нам передел мира не нужен, в отличие от них… в самом крайнем случае поможем немцам оружием и парой полков живой силы.
— Тогда придется разрывать контакты с Францией, — с заметной задержкой отреагировал Александр, — а у нас экономика завязана на их кредиты примерно на треть… если не больше.
— Зачем разрывать… разрывать ничего не надо, — уверенно парировал Георгий, — но и в более тесные взаимоотношения вступать не следует. И уж тем более Англию лучше держать на длинном поводке, помня о ее роли в Крымской кампании.
— А ты повзрослел, — с теплотой в голосе отвечал ему царь, — и поумнел… что не может не радовать. Послушай тогда мой вариант разрешения польского вопроса — может какие-то дельные мысли подкинешь…
А за окном тем временем мелькали чешские деревушки, нарядные домики с оранжевой черепицей и стада коров с колокольчиками на шеях.
Глава 25