Как самостоятельная военно-политическая сила торки лишь мелькнули на русском горизонте, «Божьим гневом гонимы», по выражению летописца. Но радость русских людей от того, что «Бог избави хрестьяны от поганых», была преждевременной. По стопам торков двигались половцы – новые хозяева западного ареала Великой степи на ближайшие полтораста лет.
Пока торки были главными противниками половцев, последние придерживались заключенного со Всеволодом Ярославичем мирного договора. Но после ухода в 1060 г. основной части торческой орды в Подунавье половцы сразу забыли о дружеских обещаниях, данных ханом Блушем князю Всеволоду. Уже зимой 1061 г. орда хана Искала вторглась во владения переяславского князя. Всеволод, только что разгромивший торков, вероятно, недооценил грозившую ему новую опасность или просто не успел как следует «исполчиться». Во всяком случае, он выступил против половцев с небольшой дружиной без привлечения «воев», то есть городского ополчения. В сражении, состоявшемся 2 февраля, русское войско было разбито. Повоевав Переяславскую землю, половцы ушли назад в степь. «Се бысть первое зло от поганых и безбожных враг», – отметил летописец.
В начале сентября 1068 г., после семилетнего перерыва, Переяславское княжество вновь подверглось нашествию степняков. Вторжение было предпринято силами нескольких половецких орд, общим числом не менее 15 000 всадников. На этот раз Всеволод не отважился биться с ними один и запросил помощи у братьев. Через несколько дней Изяслав и Святослав были в Переяславле со своими дружинами; киевский князь привел с собой также городское ополчение. Половцы уже стояли рядом, на реке Альте. Летописец говорит, что битва произошла ночью, не поясняя, впрочем, по чьей инициативе. Но, судя по его замечанию, что «грех же ради наших пусти Бог на ны поганыя, и побегоша Русьскыи князи», половцы, должно быть, внезапно атаковали русский лагерь. После поражения русское войско распалось: Святослав ушел к себе в Чернигов, а Всеволод укрылся вместе с Изяславом в Киеве.
Это половецкое вторжение имело столь далеко идущие последствия, что даже привела к смене власти на киевском столе. В результате народного восстания великий князь Изяслав был изгнан из Киева.
Тем временем половцы продолжали «воевать» днепровское левобережье. Не встречая организованного сопротивления, они широкой облавой опустошили Переяславское княжество и в конце октября уже орудовали возле Чернигова. Святослав не смог оставаться безучастным наблюдателем того, как разоряются его владения. Во главе трехтысячной рати он выступил из города навстречу врагу. 1 ноября, под Сновском (несколько севернее Чернигова), черниговцы обнаружили половецкое становище. Половцев было вчетверо больше; несмотря на это, Святослав стремительной конной атакой («удариша в коне») опрокинул их. Степняки были совершенно разбиты, множество их потонуло в реке Снови, а какой-то половецкий хан, имени которого летопись не сообщает, попал в плен. Эта блестящая победа русской рати – первая в истории русско-половецких войн – положила конец нашествию.
Первые общерусские походы в степь
В 1070—80-х гг. XI в. половцы установили безраздельное господство над степными пространствами от Яика до Днепра, надолго ставшими для русских людей «половецким полем». В 1091 г. ханы Боняк и Тугоркан, явившиеся на Балканы по приглашению византийского императора Алексея I Комнина, разгромили придунайских печенегов в долине реки Марицы. С печенежским господством на Балканах и в Подунавье было покончено в один день. Масштабы постигшей печенегов военной катастрофы изумили современников. «В тот день произошло нечто необычайное: погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах, – писала дочь Алексея Комнина, Анна. – Это было 29 апреля, в третий день недели (то есть во вторник, т. к. в Византии неделя начиналась с воскресенья. – С. Ц.). По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: „Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая“. Конечно, известие Анны Комнин о гибели всего печенежского „народа“ не следует понимать буквально. Источники первой половины XII в. все еще упоминают об остатках придунайских печенегов.
После гибели придунайской печенежской орды западноднепровские степи до самого Дуная также вошли в зону половецких кочевий.
Разделавшись со своими степными конкурентами, половцы утратили единственную причину, которая побуждала их худо-бедно поддерживать мирные отношения с русскими князьями. Со второй половины 80-х гг. XI в. половецкие набеги на Русь учащаются и становятся почти ежегодными.
Причиняемые ими опустошения были велики.
В 90-х гг. XI в. опасность „погубленья“ Русской земли „от поганых“ была вполне реальной. Особенно 1092 год, по свидетельству летописи, был отмечен общей тревогой и бедствиями. Лето стояло засушливое, горели леса и болота, люди тысячами умирали от разных болезней, „и рать велика бяше от половець и отвсюду; взяша три грады: Песочен, Переволоку, Прилук, и многа села воеваша по обема странома“ (то есть по обоим берегам Днепра). Не случайно соответствующие статьи „Повести временных лет“ окрашены в сумрачные тона напряженного эсхатологического ожидания. Набеги половцев, достигшие в это время наибольшей силы, угрожали превратить Среднее Поднепровье в безлюдную пустыню. Летописец, – современник этих событий, – с отчаянием и ужасом рисует картину запустения некогда цветущих и густонаселенных городов и целых областей: „Створи бо ся плач велик в земле нашей, опустеша села наша, и городе наша“. Половецкие облавы частым гребнем вычесывали из городов и весей обильный полон, и один летописный отрывок повествует, как тысячи людей, „страждущие, печальные, измученные“, „с осунувшимися лицами, почерневшие телом“, брели, обдирая босые ноги о колючие травы, в „незнаемую страну“, гонимые в степь к половецким вежам (древнерусское название кочевнических шатров, юрт), со слезами говоря друг другу: „Я был из этого города“, а другой: „А я – из того села“; и „так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Всевышнему…“.
Внешняя линия Змиевых валов, проходившая по рекам Рось и Сула, перестала служить надежной защитой от вторжений степняков, в ней одна за другой появлялись широкие прорехи. В 1093 г. половцы сожгли Торческ – крупнейший оплот „черных клобуков“ в Поросье, а в 1095 г. вынудили жителей Юрьева бросить свой город и уйти на север, за Стугну. Археологические материалы с левобережья Днепра также свидетельствуют о страшном разгроме здешних поселений – пограничных городов Воинь, Снепород и других, сожженных или заброшенных на рубеже XI—XII вв. и отстроенных заново лишь в первой половине XII в.[17] Отдельные победы русских дружин не могли в корне переломить ситуацию.
Взломав в ключевых пунктах древнерусский оборонительный вал, половцы получили возможность беспрепятственно совершать быстрые рейды вглубь Русской земли. В 1096 г. их добычей едва не стал сам Киев.