Во всяком случае, даже любой феодальный суд XIX века поднимет на смех такое обвинение. Особенно если обвинят английского джентльмена.
И самое главное, сам Константин Николаевич не считал его сто процентным виновником данного дела. Никак не получалось. Стюарта держали на крючке и только. За жабры. А потом куда? Ведь уголовное законодательство России XIX века он не нарушал. По крайней мере, почти.
На сегодняшний день попаданец больше подозревал его теоретически на основе доказательств будущего и подозрительного поведения.
Это второе и трудно доказуемое, но зато гарантированно станет очень гарантировано. Константин Николаевич еще во время прошлого визита англичанина обратил внимание, что тот совсем не удивился к требованию приезда в жандармерию. И как бы даже испугался вполне получаемой кары. Тогда великий князь подумал, что это в силу страшного авторитета русской жандармерии. Так сказать, в целом. А ведь может быть, как раз и нет! Вполне может быть чистая конкретика его деятельности.
Уж не вляпался ли действительно этот англичанин в дело о повреждении императорского скипетра? Банальная уголовщина. И никак не прикроешься даже экстравагантностью английского джентльмена. И потом, когда Бенкендорф, явно поторопившись, отметил, что его ни в чем не обвиняют, дипломат облегченно и откровенно вздохнул. Очень быстро и очень невзначай. А потом скрылся за обычной маской надменности и наглости. Что это, игра или реальность, и какая роль ему принадлежит? И кто там за ним хотя бы в России?
Марфа Грязнова. Вот кто может дать сейчас хотя бы небольшую ниточку! Где там Колокольцев с ребятами? Дернулся было в приемную к секретарю, но вовремя остановился. Не положено-с! Ух, черт возьми! Взял колокольчик, позвонил. И когда секретарь неслышно появился в двери, сказал тоном русского барина, вальяжный и с ленцой:
— Голубчик Алексей, Колокольцев еще здесь? — подождал утвердительного кивка, продолжил: — пусть войдет ко мне. Один пока.
Через некоторое время старший вахмистр Колокольцев стремительно вошел в кабинет его императорского высочества. Но и тогда попаданец начал разговор не с нужного ему момента, а с недавнего прошлого. Пусть важного, но уже вчерашнего:
— Как Стюарт, остывает?
— Остывает, ваше императорское высочество, — с готовностью, но с некоторым самолюбованием сообщил вахмистр, — чай попросил, кушает!
Эти, так сказать, гости хотя и не знали, но жили в твердо выверенном порядке — все просьбы посетителей гостиничными передавались курируемому жандарму и пока тот четко не подтверждал, не выполнялись. Таким образом, «гость» был под колпаком и его всегда могли одернуть, если его поведение вдруг хозяевам не нравилось.
Константин Николаевич непосредственно куратором не был, но он был весьма высоким начальником, которому надо было говорить все.
Поговорили. И только после этого великий князь наконец-то мог приказать:
— По делу о повреждении императорского скипетра необходимо сей же час привести ко мне Грязнову Марфу. Оная проходит пока свидетельницей, хотя, — многозначительно посмотрел он на вахмистра, — если получится, очень может оказаться и обвиняемой. Очень уж фактики подпирают. Строгие такие фактики, обвинительные.
Поймать, на просьбы не обращать внимания, кричать не давать, но без особого насилия, вежливо. Баба все-таки, — пояснил он, — не надо ругать, а тем более бить.
Еще раз посмотрел на вахмистра, уже без эмоций, холодно. Мол, что сидишь, дан приказ, беги да без промаха мне!
Конечно, можно было и не определять в отдельное дело, но жандармский лоск! А вот статус надо обозначить. А то ведь жандармы могут и ошибиться. Были уже такие ситуации. Особенно, когда субъекты ареста женщины. Занервничают, накричаться, а потом окажутся обычные свидетельницы. А им уже ипо сопатки попало, и не раз. Ладно, если простая мещанка, а если любимая служанка или содержанка какой мадам? Даже Константину Николаевичу было стыдно. А уж нижеподчиненные и ордена лишались и чина.
Пока они ездили в Зимний дворец, он еще раз просмотрел, на чем мог проколоться искомый дипломат и, так сказать, вор-любитель. То, что он сам пойдет «на дело», жандарм после некоторого размышления отвел. Нет, он главным образом будет подбирать людей, как правило, профессиональных мастеров — уголовников, чтобы они не ошибались по мелочам и не сдавали хозяина. Такие грабители не захотят почти наобум. То есть, если не Стюарт, то его подручные будут выходить на обслугу и в первую очередь на Марфу. Вот ведь сволочная баба!
Эта версия получается не такая фантастическая, хотя бы на первый взгляд. Итак, некие людишки вышли, скажем по термину XXI века, на техничку, и дали, видимо, неплохие деньги, раз она так постаралась. Или все-таки любовник и она постаралась из-за Амура?
Константин Николаевич задумался, потом разочаровано вздохнул. нет, за женщину он думать не будет, где-нибудь да ошибется.
Допил чай, собирался уже пройти по подчиненным, посмотреть, кто над чем ленится (шутка), как привели Марфу. Слава тебе, господи, не пришлось. Подчиненных, разумеется, надо дергать, но до определенных рамок. Иначе и работы вообще не будет.
Посмотрел на Грязнову. А ведь почти недовольна приводом в жандармерию! Совсем не чувствует себя виноватой! Отошла, что ли, голубушка? Ничего, сейчас мы тебя быстро приведем в себя. Будешь петь, как прикажут и кто прикажут. И виновато улыбнутся в промежутке перед «песнями»
Кивнув вахмистру — посадить и быть неподалеку — великий князь все свое внимание обратил на горничную.
Та, видимо, сразу замлела — ох, баба! Как же великий князь обратил внимание! И даже то, что это жандармерия, а ее привезли на допрос, практически не пугало.
— Ваше высочество, — зачастила она, нагло атакуя, — меня уж его превосходительство по службе все выпытал и ничего не нашел. Вот вы меня за пустяки таскаете, а там работа стоит!
Константин Николаевич снисходительно на нее посмотрел. Любавин-2-ой допрашивал ее по приказанию самого великого князя. И, поскольку она была уже тщательно проверена, очевидно немного схалтурил. Чуть-чуть, а промахнулся. Он третьего дня читал протокол допроса и собирался дать новоявленному генералу хорошенькую взбучку. Потом. А пока поговорим с этой самодовольной «мадам».
— У меня к тебе, собственно, только один вопрос, Марфа. Ты помогла украсть бриллианты скипетра за хорошие деньги или в старости умудрилась влюбится? Так