Впрочем, это совершенно не его дело. Вставать между радостными и сердящимися женщинами мог только круглый и надменный дурак. Ведь какой бы ты не был заслуженным чиновником, но от заколки, булавки или другого аксессуара это вряд ли убережет. При чем с обоих сторон. Помните это всесильные и горделивые мужчины!
А так Константин Николаевич мог бы умилиться этой патерналистской картинной, если бы не знал приблизительно, но гарантированно, что ребенок еще ничего не видит в животе и, кажется, не слышит, хотя последнее и без гарантии. Маленький он совсем, нескольких месяцев даже от роду, а от зачатия.
Так что, скорее всего, глядя на только что вошедшего отца, он на самом деле тихонечко радуется и практически спит в своих ребяческих мыслях, которые взрослые еще никак не узнают.
Но и пускай не узнают. Все равно Мария выглядит совершенно прелестно. Как говорят французы, шарман. А появление свежего мужчины, для кое-кого и совсем незнакомого, особенно для маленьких со стороны присутствующих женщин и немного детей вызвало настоящий взрыв восторга.
Они немного отвлеклись от предыдущей темы, и принялись громко и многословно здороваться и поздравлять Константина Николаевича с прибавлением совсем немногим в будущем в семье. При чем так двусмысленно поздравлять — взрослые осознанно, дети в след за ними, что было непонятно — то ли они поздравляют с прибавлением небольшую семью Константина Николаевича, то ли все уже обширное семейство Романовых. Хочешь — не хочешь, а его еще нерожденный первенец хотя бы на несколько ближайших лет стал общим билетом в будущее.
Самому попаданцу, собственно, было в данном случае не принципиально. Он быстренько покончил с ответными возгласами, поздравив всех окружающих в целом и каждого персонально в отдельности с чьем-то своим, и, укрывшись в тень, тихонечко поинтересовался ближайшими планами у жены.
Дражайшая Мария Николаевна, оказавшись снова дома, наслаждалась забытой домашней атмосферой. Как понял Константин Николаевич, как бы ему не оказаться в собственном доме в семейной кровати этой ночью одному. А такой был уже прецедент. И ведь даже не отругаешь!
Он не страдал от этого. Будучи уже взрослым человеком, Константин Николаевич, с одной стороны, не боялся спать один. Крепче и гораздо больше спишь.
С другой стороны, опять же в силу возраста, он с легкостью, разумеется, чисто теоретически, мог пригласить к себе в постелю любую служанку. И ни каких насилий. Наоборот, ему уже надоели все эти молодые женщины, по воле судьбы и службы, скученные в его дворце почти без мужчин и от этого начавшие настоящую охоту над молодым хозяином. Их почему-то буквально злила ситуация, когда волею случая «соломенный вдовец» на две-три ночи будет спать совсем один.
Ведь мог бы и пригласить молодую служаночку, хотя бы и ее. И все бы были довольны. Хозяйка — безусловной тягостью мужа к дому. Простонародная служанка ведь настолько низка по сравнению с великой княгиней, что ревновать ее было совершенно грешно. Муж мог просто удовольствоваться мужской радостью, а сама служанка могла радоваться какой-нибудь безделушкой, а если он совсем уж скупой, то красненькой ассигнацией.
Только попаданец из XXI такой простоте не был рад. Во-первых, у него была другая мораль, как это не странно. Не то, что совсем безгрешная для циничной эпохи, но уж точно не такая.
Во-вторых, как-то он не верил в безревность любезной жены. И проверять, упаси Боже, не собирался. Потому как и без того ревность женщины — вещь страшная, а уж ревность дочери правящего императора — крайность беспредельная, а ему и в России хорошо.
Ведь и сам Николай I, пусть и умеренный и стремящийся не выходить за рамки закона, но дочь любит самозабвенно. И может хорошенько влупить, пусть и не кулаком, то жестоким законом. И будет это весьма тяжело и безрадостно, Константин Николаевич самолично видел, как наказывали уголовников. Благо, сам был в качестве топора правосудия. И ничего что аристократ, попадет еще сильнее.
В общем, поняв из ответов Марии Николаевны на свои вопросы, что он здесь больше не нужен, но к вечеру должен отчитаться перед женой, Константин Николаевич распрощался и отбыл в жандармерию. Поскольку, как он не язвил и стебался над суетливо мелочной текущей жизнью мужчин, но поручение монарха оставалось строго в силе, при том на уровне железобетонного основания, а граф Стюарт на той же основе мог вот-вот оказаться в жандармерии. Для начала поговорить, а потом видно будет. Свободные же камеры у них всегда имеются!
Дежурная пролетка управления в миг его домчала до здания жандармерии. На некоторое время поколебавшись, где бы ему принять этого джентльмена — вверху, в светлом теплом своем парадном рабочем кабинете, или в грязной холодной тюремной камере внизу. Тоже, кстати, своей, формально прикрепленной. Так сказать, черновой рабочий кабинет.
Надо отметить, Константин Николаевич по-своему понимал термин джентльмен. В отличие от общепризнанного понятия, это его слово было бранным, носящим все оттенки темного, издевательско-торгового отношения. Это был грязный, подлый торговец, сумевший в круге своих, таких же низменных торговцев присвоить себе звание дворянина и милорда. Всего лишь четвертый граф Ньюкасл. Это же в лучшем случае лет сто! А до этого? Потомки данного так сказать графа были мелкие дворяне или, скорее всего, подлые торговцы, грубые пираты, ландскнехты? Фу, какая мерзость!
Благородная древность князей Долгоруких, да и великих князей Романовых претила принимать английских дворян, как равных. И, будь его воля, посольство Англии разместилось бы в тюремной камере (голубая мечта попаданца еще в XXI веке). Пусть там работают!
К сожалению, высший свет русского общества и, особенно, император Николай I таких мыслей не разделяли. И более того, они им активно противодействовали. Ничего, господа, еще в рамках одного поколения, туманный Альбион вас «отблагодарит» в рамках Восточной (Крымской) войны. Кровью будете харкать от радости!
Жаль только умирать будут простые россияне, а не аристократические англофилы, а то бы Константин Николаевич еще обрадовался войне. А так чего уж…
Ну а пока великий князь был вынужден вести себя хотя бы внешне условно-вежливым и нехотя подниматься в свой парадный рабочий кабинет, предупредив дежурного о приходе важного «гостя».
Он еще успел просмотреть отдельные бумаги из подследственного дела перегруппируя их в новом свете, и приказать некоторым подчищенным по текущей работе, когда секретарь Алексей торжественно провозгласил появление Джерома Стюарта, четвертого графа Норфолка.
Как