Вопросы оставались, но во всем этом точно была система. Вадик жевал жвачку Love Is – и у него появился дар закрывать двери именно ею. Антон держал в руке снежок – и вот, пожалуйста. У матери Антона из кармана выпали ключи, когда она достала телефон. Мой отец закрыл дверь у меня перед носом – и вот она, его способность. С остальными, видимо, примерно так же: то, как именно трюкачи закрывают волшебные двери, связано с тем, что они делали в тот, первый момент. Интересно, приходилось ли Марку с Зоей целоваться, чтобы дверь закрылась?
И, конечно, Журавлев. Первый трюкач, основатель Стражи, единственный, кто понимал двери. Я четко вспомнила последнее, о чем думала перед тем, как папа застал меня в моем волшебном мире и выставил, чтобы остаться там самому. Я думала, что позвоню в свою любимую передачу и ее ведущий поймет, что со мной случилось. И действительно, понял и помог. Все как обещал.
Насколько мощным был тот всплеск силы, что город и без меня продолжал жить? Как Большой взрыв: импульс невероятной мощности привел в движение что-то огромное, и оно ожило, обретая форму и собственные законы. Видимо, люди – и вселенные – способны на такое только в детстве.
Я неосознанно создала копию Петербурга со всеми жителями, и мой добрый мир заставил их забыть тот вечер и большую часть того, что было до. Пытался защитить их сознание, чтобы они не страдали без интернета и мобильной связи, а еще без своих родственников, которые остались в других городах. Чтобы начали с чистого листа. Звучит довольно пугающе, но я ведь тогда сделала это ненарочно. Да я и представления не имею, как это сделала!
Получается, те же люди есть и где-то в настоящем Петербурге. Живут своей жизнью – и не знают, что у них есть дополнительная версия, порожденная неукротимой силой пятилетки, которой перерезал вену осколок елочной игрушки. Мой отец тогда чуть не уничтожил меня, а теперь ломает созданный мной мир, как злой ребенок. Он испортил своей жадностью место, которое должно было помогать и дарить радость всем внутри его.
Но все же система работает: я на себе ощутила, что в этом мире чувствуешь себя счастливее. Павел Сергеевич на много лет потерял желание свести счеты с жизнью. Я вспомнила неряшливо одетого, болтливого и приставучего Вадика, который всегда гулял один. Его взрослая версия, которую я знала, определенно прошла большой путь. Я невольно улыбнулась. Антон угостил Вадика жвачкой – и с тех пор тот делится жвачкой с ним. От этой мысли тревога чуть разжала на мне тиски.
Я посмотрела вниз. Надо спуститься. Разобраться с Гудвином. Защитить моих прекрасных, хрупких друзей. Что такое пять метров, когда тому, кто тебе очень дорог, нужна твоя помощь.
Под ногами у меня появилась ступенька винтовой черной лесенки с перилами. Потом еще ступенька и еще. Они создавались из ничего, из пустоты – но чему удивляться, если весь этот мир был создан из ничего. Мои желания здесь имели значение – я воспроизвела по памяти лестницу, которую видела в галерее со стеклянным потолком. Лестница доросла до пола и остановилась. Узкая, миниатюрная, как для гномов, хрупких дам – или детей.
Я попробовала ногой ступеньку. Если начну спускаться, а лестница исчезнет… Нет, нельзя бояться таких мелочей. Все будет хорошо. Антона бесил мой непробиваемый оптимизм, но сейчас пора почувствовать его еще разок. Я взялась за перила и спустилась по винтовой лестнице с гордо поднятой головой, не торопясь, чтобы Гудвин понял: я его не боюсь. Хотя я очень, очень боюсь – и его, и загреметь всеми костями на пол. Перила под рукой были успокаивающе настоящими: гладкость черной краски на металле, твердые крупинки там, где краска лежала неровно. Когда я шагнула на пол, лестница растаяла, оставив в воздухе крупинки сияющей голубой пыльцы. Потом погасли и они. Отец встал со ступенек. Сделал шаг мне навстречу через холл. Я сделала шаг назад.
– Ты украл у меня город.
– Не драматизируй, ты сама разрешила мне в него войти. И ты была ребенком, Таня. Думаешь, смогла бы использовать все возможности этого мира? Поиграла бы и бросила.
Я выдавила смешок:
– Извинений не будет, да? Может, хотя бы за то, что оставил меня истекать кровью и дверь закрыл?
– Хватит делать из меня злодея. Я просто не заметил, что ты сильно порезалась. Ты не плакала, а обычно орала от любого ушиба. У меня был тяжелый день, я не разобрался. Как ты помнишь, потом я все-таки пришел к тебе, тогда и увидел дверь. Я понимаю, тебе хочется лелеять свои детские обиды. – Гудвин примирительно поднял руки. – Да, я один раз толкнул тебя сильнее, чем следовало. Но в остальном у тебя было совершенно обычное, счастливое детство. Этого ты не помнишь, да?
Он мог бы вешать эту лапшу мне на уши, и я бы поверила, если бы только что не побывала в шкуре девочки, которой была когда-то. Она была тихой, испуганной и робкой, и мне было жаль ее до слез. Я поняла, что надо сменить тему, пока ярость не вскипела во мне в полную силу. Мои двери уже разнесли Юсуповский дворец – не хочется лишиться еще и здания Стражи.
– Ты обещал ответить на вопрос, – хрипло произнесла я. – «Гудвин знает все» – это легенда, так? Ты сам же ее и запустил, ничего сверхъестественного ты не знаешь.
Отец заколебался, но, похоже, решил ответить честно.
– Да. Это мой бизнес-слоган, чтобы Стража и остальные были в тонусе. Я подумал, раз уж назвался именем волшебника, почему бы не придать себе немного таинственности? На самом деле, чтобы знать то, что я знаю, достаточно наблюдательности и здравого смысла. У нас с тобой их в избытке, а у остальных людей кот наплакал.
Как вы судно назовете, так оно и поплывет. Взяв имя Гудвина, невозможно не стать мошенником, да? И посмотрите-ка – пытается такими дешевыми приемчиками склонить меня на свою сторону. Внутри меня опять начала расти ледяная волна гнева, и я с трудом ее подавила.
– За дверьми – реальный мир, – сказала я. – Никто, кроме нас, не может пройти через них, потому что мы единственные, кто существует в одном экземпляре.
– Бинго. – Отец щелкнул пальцами. – Молодец. Ты как-то ухитрилась создать полную копию города – со всеми, кто на тот момент в нем был. Ты не скопировала только четырех людей: себя, родителей и сестру. Думаю, твоя мать и Ева тоже смогли бы ходить