Мы осторожно направили наш плот в узкую протоку. Течение здесь было быстрым, вода прозрачной, все, как и говорил Анга. Пересев в лодку и проплыв с версту или две против течения, мы увидели, что протока расширяется, образуя небольшое озерцо, а в него впадает еще один, более мелкий и бурный ручей, текущий из распадка между двумя высокими, поросшими лесом сопками.
— Вот он, — сказал Анга, показывая на этот ручей. — Амбани Бира здесь!
Мы причалили к берегу, высадились. Земля под ногами была твердой, каменистой. Я зачерпнул пригоршню песка со дна ручья, растер его на ладони. Конечно, никакого золота я не увидел, но был уверен — оно здесь!
Мы нашли то, что искали.
[1] Гольды — нанайцы.
Глава 16
Амбани Бира, или, как мы его тут же окрестили между собой, Золотой Ручей, встретил нас суровой, первозданной тишиной, нарушаемой лишь неумолчным журчанием воды. Мы смотрели на прибрежный песок, пересыпали его в ладонях, и нам уже мерещились в нем золотые блики. Впрочем, все мы, насмотревшись на разработки на каторге, прекрасно понимали, что, прежде чем это манящее золото окажется у нас в руках, надо проделать еще очень много тяжелой работы.
Первым делом, как положено, мы принялись обустраивать жилье. Место для лагеря выбрали на небольшой, поросшей редкой травой поляне, чуть поодаль от ручья, на возвышенности, чтобы не затопило в случае весеннего паводка или затяжных дождей, да и по сторонам удобней смотреть.
Коней же отпустили пастись, не забыв надеть путы из кожаных ремней.
— Избы настоящие пока рубить не стоит, время терять, — подсказал Захар, оглядывая выбранное место и прикидывая что-то в уме. — Место это еще не присмотренное, не разведанное как следует. Может, жила-то основная не здесь, у самого ручья, а выше по склону али по течению. Переезжать, может, придется, а то и не раз. Так что, пока лето, мы шалашами крепкими обойдемся. Только понадежнее укрепить их надо от ветра да от зверя!
Признав его правоту, дружно взялись за топоры и пилы, сохранившиеся после крушения третьего плота. Леса вокруг было в избытке — стройные лиственницы, кряжистые кедры. Работа спорилась. Вскоре на поляне выросли три довольно просторных и прочных шалаша из толстых жердей, покрытых в несколько слоев еловым лапником и большими пластами березовой коры — один, самый большой, для меня и Левицкого, второй, чуть поменьше, для Софрона, Тита и Сафара, а третий для Захара и Изи. Внутри шалашей мы устроили нары из тонких жердей, застелив их сухим мхом и остатками старых кошм.
Но вот для нашего продовольствия — мешков с мукой, крупой, солью, чумизой, солонины и юколы — пришлось строить настоящий амбар!
— Харчи надо в сохранности держать, от земли подальше да от сырости, — наставлял Захар, выбирая подходящие бревна. — Зверя тут хищного много — и медведь, и барсук, и лиса. Да и мыши полевые с бурундуками нас еще одолеют: растащат все запасы в два счета, если амбар добрый, на сваях, не поставить. Зимовать-то нам как-то надо будет.
И, разобрав плоты, мы под умелым руководством Захара срубили небольшой, но очень крепкий бревенчатый сарай на четырех высоких столбах-сваях, чтобы ни мышь, ни зверь покрупнее не добрался. Щели проконопатили сухим мхом, сделали плотную дверь с надежным деревянным засовом. Теперь за наши скудные, но жизненно важные запасы можно было не опасаться. Да и порох там вполне можно было держать.
Когда первые, самые неотложные бытовые проблемы были решены, пришло время обсудить условия участия в нашем грандиозном предприятии. И вот вечером, когда мы собрались у потрескивающего костра, наслаждаясь горячим чаем и заслуженным отдыхом, я завел этот непростой, но необходимый разговор.
— Ну что, братцы, — начал я, стараясь говорить как можно спокойнее и рассудительнее, хоть и чувствовал, как все вокруг напряглись, — теперь надо решать, как будем работать дальше и, самое главное, как будем делить будущую добычу. Предлагаю учредить настоящую старательскую артель, как это водится на приисках. И поделить паи, доли то есть, по справедливости.
Первым, не выдержав, высказался Софрон.
— Артель — это дело хорошее, правильное, — сказал он, хмуро глядя исподлобья на Захара, который сидел чуть поодаль, попыхивая своей неизменной трубкой. — Только вот… не со всеми я в одной артели состоять желаю. Старик вон, Захар, — пренебрежительно кивнул в сторону нашего золотознатца, — какой с него теперь работник на промывке или в шурфе? Силы уж не те. Да и отношения у нас с ним, сам знаешь, Курила, еще с каторги нелады. Не доверяю я ему, ох, не доверяю.
— И я не доверяю! — неожиданно громко, басом, поддержал его Тит, который обычно больше помалкивал, предпочитая слушать других. — Хитрый он, Захар-то, себе на уме всегда. Обдурит нас всех, и глазом моргнуть не успеешь, али ишшо чище: с золотом сбежит. Пусть лучше один старается, на свой страх и риск, если так золота ему охота. А мы — своей компанией, надежной.
Захар, услышав эти слова, заметно побледнел, губы его мелко задрожали. Он хотел что-то сказать в ответ, возразить, но только махнул рукой с какой-то безнадежной горечью и отвернулся к огню, еще глубже натягивая на лоб свою старую баранью шапку.
Сафар и Левицкий в разгорающийся спор не вмешивались, сохраняя нейтралитет.
— Ну, Курила, как ты есть нам атаман, так и решать, выходит, тебе! — пожал плечами Сафар, невозмутимо продолжая точить свой бурятский нож о камень. — Сколько дадите пай, столько и наше будет. Мы люди не жадные.
Левицкий молча кивнул, соглашаясь. Ему, аристократу до мозга костей, все эти артельные дрязги и дележка будущих барышей были, видимо, глубоко неприятны. Он смотрел на происходящее с плохо скрываемым отвращением.
— Надеюсь на тебя, Серж. Ты уже много раз вытаскивал нас из безнадежной ситуации. Пусть все так идет и дальше.
Что ж, позиция Левицкого мне была понятна. «Вашблагородию» было в нашей компании некомфортно, а иногда он наверняка чувствовал себя тут лишним. Только мой авторитет, да еще, пожалуй, не раз проявленная Левицким храбрость поддерживали его положение. Да и остальные на него косились, но молчали. Поэтому он вполне отдавал на мою волю все решения о его пае: ведь я мог бы предложить ему больше, чем он сам рассчитывал отстоять в споре с другими каторжанами.
Потом