Она подошла ближе, протянула руку и нежно коснулась моей щеки. Её прикосновение было теплым и неожиданно реальным — я почувствовал лёгкий аромат трав.
— Ты вырос замечательным человеком, Максим, — её глаза наполнились гордостью. — Именно таким, какого я встретила в твоем прошлом мире.
— В моём прошлом мире? — я нахмурился, хотя и знал ответ, но побоялся, что воспоминания могли меня подвести. — Значит, все же это была ты.
— Да, — она кивнула. — Я наблюдала за твоим миром некоторое время. Искала душу с определенными качествами — непоколебимой волей, стремлением к справедливости, готовностью отстаивать свои принципы до конца. И нашла тебя.
Мария отошла, и пространство вокруг нас изменилось снова. Теперь мы стояли в больничной палате. На кровати лежало тело — мое тело из прошлой жизни.
— Ты умер, — сказала Мария, и сцена остановилась, как застывший кадр. — Убит после выигранного дела против влиятельного человека, против которого никто не рискнул пойти — никто кроме тебя. Я нашла тебя как раз вовремя.
— А затем, судя по всему, спасла мою душу и каким-то образом перенесла ее в новое тело, — я закончил за нее, пытаясь осмыслить открывшуюся правду. — По сути, я не твой сын. Не биологически.
— Ты мой сын во всех смыслах, которые имеют значение, — Мария вновь коснулась моей щеки, заставляя посмотреть ей в глаза. — Я переместила твою душу, когда твой предыдущий цикл был уничтожен перезаписью. Ты стал первым мостом между циклами, Максим. Единственной душой, которой удалось выжить при перезаписи мира.
Сцена снова изменилась. Теперь мы наблюдали за женщиной, безмолвно рыдающей над крошечным тельцем младенца.
— Мой сын, мой биологический сын родился мертвым, — тихо сказала Мария. — Но ты дал мне шанс все-таки стать матерью. А я дала тебе шанс прожить новую жизнь, в новом цикле.
Откровенно говоря, этот момент мог бы стать моментом экзистенциального кризиса для многих людей.
— Знаешь, — усмехнулся я, — это многое объясняет. Я просто смирился с тем, что я теперь в новом теле и у меня совершенно иная жизнь. Но вопросы никуда не делись.
Мария рассмеялась — легко и свободно, как, наверное, не смеялась давно при жизни.
— Но на самом деле, Максим, не вся память была перенесена. Когда душа переходит из цикла в цикл, большая часть конкретных воспоминаний теряется. Остаются лишь отпечатки, образы, иногда знания на уровне инстинктов.
Она провела рукой, и перед нами появилось новое изображение — огромная башня в центре Вечного Города, уходящая в небо.
— Я долго пыталась изменить политику Вечного Города, — голос Марии стал серьезным. — Они не дают цивилизациям ни единого шанса на исправление ошибок. Достаточно малейшего отклонения от их «идеального» сценария, и они запускают перезапись.
— Как будто играют в какую-то божественную игру, — пробормотал я. — Сохранился, сделал что-то не так — загрузился с предыдущей точки.
— Когда я поняла, что не могу изменить их подход, я начала работать над технологией, позволяющей переносить души из цикла в цикл, — она указала на башню. — Под этой башней находится артефакт, который создает катаклизм, уничтожающий все живое и очищающий планету для нового цикла. Его невозможно уничтожить или деактивировать — он защищен от любой известной магии.
— То есть, — я задумался, — они каждый раз создают апокалипсис, убивая миллиарды только потому, что им не нравится, как развивается цивилизация?
— Именно так, — в глазах Марии мелькнула горечь. — Они оправдывают это тем, что спасают саму планету от неизбежного самоуничтожения. Но правда в том, что они просто боятся потерять контроль. Боятся, что однажды люди превзойдут их. И поэтому не дают им ни шанса на воплощение этого сценария.
Я вспомнил теорию, которую разрабатывали в моем исходном мире — о технологической сингулярности, моменте, когда развитие технологий становится неконтролируемым и необратимым, меняя человеческую цивилизацию навсегда.
— Эти мудрецы из Вечного Города боятся, что люди выйдут за рамки их понимания, — задумчиво произнес я. — И вместо того, чтобы помочь или хотя бы дать шанс, они просто нажимают «сброс».
Мария кивнула.
— Но есть кое-что, что может преодолеть их защиту, — она посмотрела на меня с особой значимостью. — Нечто, чего они никогда не видели раньше. Магия, которой не существовало ни в одном из предыдущих циклов.
— Деструкция, — я почувствовал, как по телу пробегает странное покалывание при упоминании этого Истинного Слова.
— Да, — Мария подошла ближе. — Ты владеешь ею потому, что твоя душа пережила разрушение собственного мира. Ты не просто видел это, Максим, а пережил. И отголоски этого опыта остались в твоей душе, превратившись в уникальную способность ощущать эту грань мира как никто другой.
— Я всегда чувствовал, что с этим словом что-то не так, — признался я. — Оно ощущается иначе, чем Пространство или другие Истинные Слова. Более… диким? Неприрученным?
— Потому что это не просто еще одна магическая способность, — Мария коснулась моей груди, в том месте, где обычно висел медальон. — Это сама суть разрушения, квинтэссенция конца всего. Но только тот, кто ощутил конец своего мира, способен управлять ею, не потеряв себя.
— Теперь они знают о моей способности. Сегодня я продемонстрировал ее перед всеми.
— Но они не понимают ее истинной природы, — Мария покачала головой. — Иначе бы уже предприняли более решительные меры.
Я посмотрел на нее и задал вопрос, который мучил меня с тех пор, как узнал, что встречаю не настоящую мать, а лишь отпечаток ее личности.
— Мне нужно знать ещё одну важную вещь, — я постарался, чтобы голос звучал твердо. — Кто убил тебя и почему?
Мария долго молчала, глядя куда-то вдаль. Наконец она снова повернулась ко мне, и я увидел в ее глазах боль.
— Совет Вечного Города приказывал мне вернуться, но я отказалась, — тихо сказала она. — Я хотела дать этому миру время. И время тебе, Максим.
Она снова взмахнула рукой, и перед нами появилась новая сцена — ночь, дождь, императорский дворец в Петербурге. Молодая Мария Леонхарт в промокшем плаще стоит у опушки леса, окружающего дворец. Перед ней — пятеро фигур в темных одеждах.
— В итоге за мной пришли пятеро, — продолжила она. — По приказу пяти членов совета: Селины, Гелиоса, Элиары,