Эсор взял «лаваш» и разорвал его на три части, протягивая мне и Этаби. Хуррит презрительно повёл плечами, отказавшись принять угощение. Инлал словно и не ожидал иной реакции, глазом не моргнув, протянул мне лаваш. Достав из-за пояса бронзовый нож, хотел срезать мясо с лопатки.
— Подожди, — вытащив, протянул ему свой железный. Эсор взял и надавил пальцем на лезвие — выступила кровь.
— Ия, — в этот раз эмоции у него взяли верх, словно не веря своим глазам, надавил пальцем на свой: крови не было. Бронзовые ножи лучше, чем костяные или каменные осколки, но их нереально наточить, чтобы малейшее надавливание резало.
Отрезав мясо, Инлал передал мне нож. Первый кусок я протянул хурриту — поколебавшись, Этаби принял его. Передал ему свой кусок лаваша с тем же успехом. Из рук эсора кузнец не хотел ничего брать, но отказать своему другу не мог.
— Ты не сказал своего имени, — наевшись, Инлал откинулся назад, опираясь на стену.
— Арт.
— Арт? — словно пробуя на вкус, повторил эсор, — ты не хетт, не хурре, не эсор — кто же ты?
— Я Рус, моё племя очень далеко, — ушёл от прямого ответа, — но ты можешь считать меня хурре! — Не давая задать мне следующий вопрос, спросил сам:
— Ты сказал, что я пришёл за Инанной? Почему ты так сказал?
Инлал улыбнулся, перевёл взгляд на хмурого Этаби и спросил:
— Твой воин может не пытаться убить меня, пока я буду говорить?
— Этаби? — хуррит кивнул, когда я назвал его имя.
— Мы эсоры состоим в родстве с хурре, — издалека начал Инлал, — но хурре не желают это признавать. Много отцов назад, — слова Инлала я воспринял как множество поколений, — наш народ не делился на эсоров и хурре. Мы все были «Саг-гиг-га» — женщины рожали много детей, семьи становились больше, люди разбредались по разным землям.
— Эсоры не хурре, — угрюмо прервал кузнец рассказчика. Подождав пару секунд, Инлал продолжил:
— Брат убил брата — часть «Саг-гиг-га» ушли с тем, кто убил. Другие остались с убитым, оплакивая погибшего. Дети рождались, взрослели и старели. Те, кто ушли в сторону умирающего солнца — стали называть себя хурре, чтобы помнить, что они пришли со стороны рождающего солнца. Ты знаешь, что значит хурре?
— Это мужество, состояние души, презрение к смерти, — повторил, что слышал раньше от Этаби.
— Так, они говорят, — усмехнулся Инлал. Мне пришлось напомнить хурриту о его обещании выслушать эсора до конца, потому что кузнец начинал нервничать.
— Хурре означает «утро, рассвет, рождающееся солнце», — на лице Этаби появилась некая растерянность после слов Инлала.
— А как часть «Саг-гиг-га» стала называться эсорами?
Инлал словно ждал моего вопроса, на его лице промелькнуло выражение торжества.
— На этот вопрос ответит твой воин, — Этаби даже раскрыл рот от удивления после этих слов.
— Я?
— Да, — Инлал выдержал паузу и спросил, обращаясь к кузнецу:
— Скажи на своём языке — «я остаюсь».
— Э со, — Этаби ответил сразу не задумываясь.
Даже до меня дошло сразу: слова «э со» были до неприличия созвучны с «эсор». Но хуррит упрямо мотал головой, словно сама мысль о родстве с эсорами была ему хуже смерти.
— Ты лжёшь! — Выпрямившись во весь рост, Этаби уткнулся головой в потолок, посыпалась пыль.
— Это знают ваши жрецы, знают, но не говорят вам.
Не говоря ни слова, Этаби вышел наружу, едва не сбив парнишку с ног.
— Вы один народ? — Инлал кивнул, отвечая на мой вопрос.
— И все это знают? — на второй вопрос эсор отрицательно качнул головой:
— Только наши жрецы, те, кто умеют читать знаки на камне и глине.
Всё это было интересно, будь на моём месте Саленко, прыгал бы от радости. Но меня в Хаттуш привело желание спасти Аду, а не выяснять кто и когда разделился из одного народа. Заметив мой нетерпение, Инлал улыбнулся:
— Ты не хатт, не хурре, почему тебе так нужна Инанна? — На секунду я задумался, стоит ли доверять эсору. Пока он вёл себя адекватно — ловушки не было, да и его откровения были довольно неожиданными. Это старик не так прост, как могло показаться. И что он делает в городе под видом менялы?
— Это моя женщина, а не богиня Инанна, — сказав, почувствовал облегчение, словно гору рухнула с плеч.
— Конечно она не богиня, — рассудительно произнёс Инлал, — боги не ходят среди людей. Но её хотят видеть богиней, хатты верят в это глупое предание.
— Почему ты сказал, что я пришёл за Инанной? — Мой вопрос вызвал улыбкуу собеседника.
— Два воина, ни один из которых не похож на племена, живущие рядом, целый день спрашивают у людей, где и когда можно увидеть Инанну. У меня много глаз и ушей в Хаттуше. Что они хотят? Убить богиню? Зачем? Что они хотят, — Инлал вперил в меня взгляд, — хотят увести, но я не знал зачем. Ты сказал она твоя женщина?
— Да, и дал слово, что не дам её обидеть.
— Слово ты не сдержал, — старик захихикал, превращаясь в мерзкого эсора, каким я его узнал в первый день знакомства.
— Женщин много, зачем тебе она? Из рук жрецов хаттов никто не смог освободиться.
— Мне не нужны другие, — я начал закипать, но вспомнил, что эсор мог обладать ценной информацией. — Ты говорил, что у тебя есть ответы?
— Любой ответ стоит ше, — эсор снова превратился в ростовщика. Если судить по Инлалу и Этаби — между ними пропасть. Для кузнеца наживы как таковой не существовало — после продажи меча и ножей пришлось чуть не силой отдавать ему его сикли. И он их вернул, как только мы отправились в погоню за похитителями.
— Почему хеттам так нужно обманывать людей,