…Наконец мы тронулись с поляны, где оборотень вернулся в человеческую ипостась. Ехали неторопливо, колонной по двое, впереди я на пару с Черным Дидье. С частыми задержками – легкая на ногу колдунья проскальзывала там, где коням хода не было, – через буреломы, сквозь густые заросли ельника. Тогда я спешивался, остальные объезжали препятствие, и все это задерживало и выматывало наш отряд…
Но след был четко виден моим изощренным взором – и на мху, и на траве, и на стволах упавших деревьев.
Затем начались более сухие и возвышенные места, еловый и смешанный лес сменился дубравами, перемежаемыми обширными полянами. Такая местность куда более подходила для движения конного отряда. Но именно там, в первой же дубраве, началось непонятное…
Для начала я потерял след. Девственная мать ведает, как это произошло, но потерял.
Вроде только что видел уходящую вдаль цепочку отпечатков, крохотных участков травы, где она растет чуть-чуть не так, несколько ниже, не успев до конца распрямиться, – и вот уже трава вся одинаковая, а след куда-то делся. Сунулся назад – и там нет следа! Словно испарился… А ведь двигался отряд чуть в стороне, не затаптывая. Я высоко поднял руку, призывая соратников остановиться.
След, разумеется, пропал не сам собой… Отголоски примененной магии ощущались, хоть и очень слабые. Причем не сосредотачивались на земле, или на траве, или на деревьях. Были везде и нигде одновременно… Большего с моими скромными способностями чувствовать магию не получалось понять.
У меня на руках остался последний козырь – полученный от Орайе флакончик.
Но до чего же не хотелось им пользоваться… Если вэйвер-гигант – действительно звериная ипостась Орайе, то старуха, разумеется, сообразила, зачем мне «красный кнут». И хорошо, если подсунула пустышку… А если древний яд, не известный сестрам-заклинательницам Инквизиции?
Слишком много «если» в моей логической конструкции… Не мешает кое-что уточнить.
Поинтересовался у Дидье: когда он в последний раз видел старуху? Оказалось, даже раньше чем я, минувшей ночью, незадолго до полуночи. Ранним утром, когда он с сыновьями торопливо собирался, Орайе нигде поблизости не мелькала.
Алиби на время резни в Меланжу у старухи не было. Но и никаких доказательств, что повинна в бойне она, тоже не было.
Придется рискнуть. Проверить на себе, что лежит во флакончике.
Сьеру Гидо, державшемуся в центре отряда, надоело ждать.
– Потерял след? – спросил он, подъезжая.
– Не окончательно, мессир. Есть немалый шанс отыскать снова.
Я спешился, не хватало еще из-за случайного движения коня рассыпать порошок, не слишком щедро отмеренный Орайе.
– У нашего арьергарда тоже не все в порядке, – сообщил сьер Гидо.
И пояснил: в густом лесу замыкавшие колонну солдаты ничего подозрительного не замечали. А дубы-великаны стоят редко, и подлеска под их могучими кронами никакого… В общем, лучники пару раз заметили вдали темную фигуру, быстро перебегавшую от ствола к стволу.
Кто-то тащился по нашему следу, охотился на охотников. Дробить и без того малые силы и посылать кого-то на поиски преследователя видам не стал, – возможно, только того от нас и ждали. В общем, арьергард усилен и получил приказ держаться с двойной осторожностью.
Пока сьер Гидо рассказывал о проблемах, обнаруженных в тылу, я снял перчатки, достал нож. Держа его горизонтально и обушком к себе, высыпал на лезвие порошок из флакончика. Вопреки названию, «красный кнут» был белого цвета.
– Фу… Нашел же время, Реньяр… – недовольно протянул видам. – И когда ты успел пристраститься к этой гадости?
Я не стал объяснять, что гадость не совсем та, о какой он подумал, а вовсе даже другая. Втянул ноздрями порошок и дожидался эффекта. Тот наступил очень быстро – «красный кнут», получаемый из плывун-травы, имеет почти мгновенное действие.
Старуха не обманула. Снадобье вручила настоящее.
Мир вокруг окрасился в багровый цвет. Красная трава, красные дубы, Дидье и сьер Гидо, цветом весьма напоминавшие вареных раков…
Разумеется, мир вокруг остался прежним, равно как и мои спутники. Это всего лишь кровеносная система перестраивалась медленнее, чем нервная.
Птичий щебет, доносившаяся сверху, из дубовых крон, слышалась теперь медленным, тягучим, полностью лишенной высоких и средних нот, – словно все синицы и прочие птахи неожиданно охрипли. С голосом видама, продолжавшего распекать меня за вредные для здоровья пристрастия, произошла схожая история. Чтобы понять хотя бы слово, пришлось бы долго вслушиваться, как он до бесконечности растягивает гласные басовитым и охрипшим голосом… Но я не вслушивался.
Постепенно картина мира вернулась к привычным цветам, но стали они более яркими, сочными, насыщенными. Звуки остались прежними, хриплыми и растянутыми. Я знал, что чувства мои необыкновенно обострились, скорость движений и реакции увеличилась в разы, – а они и без «красного кнута» были весьма подстегнуты святыми сестрами, развиты почти до пределов, возможных и безопасных для организма.
Сейчас я далеко вышел за те пределы… Чем все это аукнется в будущем, понятия не имею. Дожить бы еще до этого будущего, а там видно будет.
Цепочка следов вновь появилась. Четкая, издалека видная, словно идущая перед каждым шагом обмакивала обувь в краску.
Мы двинулись по следу.
И очень скоро заблудились.
Заплутать в разреженной дубраве трудно, однако же заплутали, и очень быстро. Описали круг и снова выехали все к тому же приметному месту, к дубу с вершиной, расщепленной молнией. Не к похожему, именно к тому, – на траве валялся опустевший флакончик Орайе.
При этом след никуда не делся, тянулся прямой, как полет стрелы, и двигались мы по нему, никуда не сворачивая. Без магии не обошлось.
С одной стороны хорошо: видно, и в самом деле приближаемся к логову колдуньи, коли уж она не поскупилась на магические преграды. Но как очередную преграду обойти? Этак недолго и прокружить среди дубов до самого заката…
Выход, конечно же, нашелся. Мозг у меня сейчас работал на загляденье: быстро, четко, мгновенно оценивая все условия и выдавая решение. Зафиксировать бы это состояния без вреда для здоровья – мог бы стать знаменитым ученым, корифеем любых наук, совершить массу удивительных открытий…
Труднее оказалось растолковать придуманное спутникам. Они уставились недоуменно, ничего не понимали, – мои речи наверняка звучали для них неразборчивыми трелями. Сообразив, в чем оплошность, я повторил сказанное крайне медленно, старательно растягивая звуки. Кое-как дошло…
Поступили просто: стреляли из лука вперед, вдоль следа, привязав к стреле суровую нить.
Затем отряд двигался вдоль натянутой нити. И казалось: она не лежит, как ей положено, вдоль полета стрелы прямо и ровно, – но изгибается, уводит далеко в