— Погоди… получается, мы выскочили каким-то «левым» способом из шахты? — спросил я.
— Получается так — кивнул наш картограф.
— А золотой змей пытался пробиться не к этим дверям, а к расположенным гораздо глубже Мерзозвонким вратам?
— Похоже, что он даже не знал об других дверях — Бом тихо рассмеялся — Обалдеть! Змеюка годами пыталась пробиться в самые глубины, но не заметила, что есть боковая лазейка.
— Он бы и не смог — заметил я — Чтобы получить эти классные карты мы нежить не убивали, а наоборот — оживляли, временно превращая их в живых авантюристов, с которыми уже торговали, обменивались картами и все такое. А сферы оживления мы нашли в потайном святилище… Нам очень повезло. А не посчастливься нам так — сидели бы сейчас у закрытых Мерзозвонких врат и репы в раздумье чесали.
— Если бы сумели до них пробиться — добавил Док.
— Если бы — кивнул я и поежился — Хотя у нас в разы больше шансов, чем у Фуунга.
Друзья понимающе кивнули, Бом не сдержал клыкастой усмешки.
Ну да. Высокий уровень и запредельная сила не всегда в пользу. Раз нежить рубиновых рудников «подстраивается» под силу входящего, чтобы жизнь ему никогда не казалось легкой, то золотому змею пришлось сражаться с десятками врагами равными ему по силе, а чем глубже… тем страшнее. Мы там бывали лишь раз и вовремя унесли ноги.
— Но радоваться рано — тяжело вздохнул я и пояснил, не дожидаясь вопросов — Боюсь, что нам так и так придется добираться до Мерзозвонких врат и открывать их. Очень уж их название звучно… и звучит примерно так: откройте нас и окажетесь в аду. А нам ведь в ад и надо, верно? В один из его тайных уголков…
— Сдобой пахнет все сильнее — заметил Храбр — О! Парни!
Мы рывком обернулись и… замерли в тени деревьев, глядя на просто невероятное зрелище.
По зеленому лугу среди пышных цветов плыла красивейшая девушка в сине-зеленом платье до середины бедер, с белой лентой в русых волосах и с большущим караваем на деревянном подносе в руках. Девушка улыбалась так широко и радостно, яркие синие глаза смотрели так приветственно, а пышная грудь колыхалась так волнительно, что меня аж пошатнуло и пришлось трижды себе напомнить, что я в отношениях и в случае чего мне одна знакомая паладинша все важное оторвет… в обоих мирах.
— Абрвра-а-а-а… — пробулькал Док, шатнулся к чудесному миражу, но был остановлен зеленой лапищей полуорка.
Девушка подплыла ближе, улыбнулась еще шире и радостней. Мне показалось что она улыбается именно мне. Мне одному. Док забулькал как придавленный и это меня чуток отрезвило, встряхнуло. Но девица невероятно хороша. Такую бы в топы Вальдиры…
Не успел я додумать, как из-за спины этого великолепнейшего отвлечения для всех мужчин вдруг вынырнул сухонький старичок с пятью деревянными пивными кружками в руках и, обнажив в улыбке белоснежные зубы, громко предположил:
— Уж не вы ли те самые убогие, но любимые друзья величайшего серебряного рыцаря Орбита Хрустилиано, как мне изволила поведать прекраснейшая леди Затти Чудесный Блик?
— Э-м… — изрек я.
— Че ты там вякнул⁈ — начал было Бом, но дед еще не закончил:
— Они распорядились встретить вас хлебом да пивом, ужином роскошным и музыкой звонкой! А еще оставили для вас пару огромных мешков вроде как с оружием, эликсирами и прочим, что зело каждому авантюристов важно…
— Это мы — кивнул я, делая шаг вперед — Убогие друзья серебряного рыцаря и прекраснейшей леди — это мы!
— А они ли это? — сухонький дедок с подозрением сощурил левый глаз, посмотрел на нас как-то боком, по птичьи, следом вопросительно глянул на прекрасную девицу, терпеливо нам улыбающуюся — Они говорили что друзья их авантюристы жадные до женской красы, хрусткого хлеба и пенного пива… а ты глянь на них, Кианушка — окромя того хлюпика, что слюну на тебя пускают, остальные стоят себе словно снопом полыни ударенные. И глянь на лицо этого… не мертвец ли оживший? Весь в полосах… глаза ровно усохшие… губы в трещинах…
— Пиво же! — ожил я, торопливо сделал шаг и едва не вырвав из рук «местного» крайнюю кружку — А я с устатку и не вижу! Да и болею я уж шестой день! Почти и не вижу ничего, кашель грудь рвет, на коже всякое повылазило. Но не заразное! Нет не заразное — никого из другов моих боевых хворь сия не коснулась! Хворь сия меня приступами терзает и сегодня вот как раз такой — но вот-вот он закончится и перестану я на мертвеца походить. А так я человек хороший, богобоязненный, светлый. Всех светлых богов чту и почитаю! А ну… — не дожидаясь остальных, я сделал огромный глоток и… не сдержал стона неистового блаженства.
Холодное… свежайшее… с едва уловимой горчинкой, тонущей в многообразии куда более сладких и даже медовых оттенков. Я тут же сделал еще глоток, потом еще, а ополовинив кружку, протянул руку и, не особо задумываясь правильно ли все делаю или косячу, схватился за край румяного хлеба, потянул и он с готовностью захрустел, отламываясь. Вцепившись зубами в хлеб, я уже не застонал, а замычал от неизбывного удовольствия, а мой язык буквально растекся по рту, не выдержав мощнейшего удара по вкусовым сосочкам.
— Вкус-с-с-сно — выдохнул я, счастливо улыбаясь встречающим — Какая же вкуснотища неописуемая… — опять припав в кружке, я уже не останавливался, пока все пиво не перекочевало в мой цифровой желудок, объединившись с ржаным хлебом в единый сытный тандем, наполнивший меня удивительной бодростью.
Я дернул было рукой к следующим кружкам, но их уже разобрали мои очнувшиеся спутники, а последней занялся опять заулыбавшийся старичок, с хлюпаньем и причмокиванием шустро убавляющийся уровень хмельного напитка.
— Вкусно — но мало — подытожил я, переворачивая свою посудину вверх дном.
— Ну раз мало — так пошли в трактир, страдалец болезный! — предложил мне старик — Господин сэр рыцарь Орбит Хрустилиано изволил оставить трактирщику горсть самоцветов и золотых монет, дабы он обиходил его непутевых глуповатых приотставших товарищей как следует.