Ночь перед намеченными на утро испытаниями я почти не сомкнул глаз. Ворочался, снова и снова прокручивая в голове все этапы сборки, пытаясь найти возможные ошибки. Наконец, когда небо на востоке только-только начало светлеть, я не выдержал и поднялся. Нужно было еще раз все проверить, до винтика. Оделся и направился в свою мастерскую.
Я сидел, склонившись над столом и в очередной раз придирчиво ковырялся в механизме ружья. Холодный металл приятно лежал в руках.
В этот момент, дверь, запертая на тяжелый засов, с оглушительным треском влетела внутрь, едва не сбив меня со стула. На пороге, в клубах утреннего тумана и пороховой гари, застыли двое (углубившись в свои расчеты и наблюдения, я даже не заметил шума вне мастерской).
Передо мной стояли мрачные солдаты, в темной одежде, с лицами, будто высеченными из камня. В руках — пистолеты (флинтлоки), черные дыры стволов которых смотрели прямо мне в грудь. За их спинами, во дворе, мелькали еще тени, слышались приглушенные крики и лязг стали. Там, похоже, уже вовсю шла рубка.
— Ти-хо, капитан, — прошипел один из ввалившихся ко мне, растягивая слова с заметным иностранным акцентом. — Не де-лай глу-пос-тей, и, мо-жет, ос-та-нешь-ся жив.
Его напарник холодно ухмыльнулся.
Накрыли. Как крысу в мышеловке. Солдаты Орлова… что с ними? Перебиты? Или еще дерутся там, снаружи? Но сюда эти двое прорвались слишком уж легко.
В моих руках был прототип. К счастью, заряженный.
Пять патронов в магазине. Пять шансов. Или пять пшиков.
Этот самопальный, непредсказуемый порох, кустарные патроны, собранные на коленке… Я ведь ни разу еще не стрелял из него боевыми.
Ни разу!
Это должен был быть самый первый, самый важный выстрел. А теперь он вполне мог стать последним. Один неверный шаг, осечка — и эти двое нашпигуют меня свинцом, не успею и глазом моргнуть.
Их пистолеты были взведены, пальцы лежали на спусках.
Они ждали моей реакции. Хотят, чтобы я сдался?
Секунды растянулись в вечность. Сердце колотилось с бешенной скоростью. Времени на раздумья не было. Ни единой лишней секунды.
Инстинкт, отточенный месяцами опасности, взял верх.
Я резко вскинул ружье, одновременно падая со стула и откатываясь в сторону. Палец намертво вцепился в тугой, еще незнакомый спуск.
Сейчас или никогда. Жить или умереть. Выстрелит или нет?
Глава 6
Я только успел мысленно взмолиться: «Хоть бы сработало!» — как ружье само будто легло в руки, ствол уставился прямехонько в морду ближайшему наемнику, который, видать, такого подвоха от меня ну никак не ожидал.
Палец сам собой нажал на спуск. Резкий, оглушительный хлопок, совсем не похожий на привычный гулкий бах из фузеи, ударил по ушам так, что чуть барабанные перепонки не лопнули. Отдача оказалась сильнее, чем я прикидывал, но я устоял на ногах. Наемник как-то неестественно дернулся, выронил пистолет и мешком рухнул на землю. Второй удивленно пялился на товарища.
Я судорожно передернул затвор, выбрасывая вонючую, дымящуюся гильзу. Еще выстрел — и второй гад свалился рядом.
Пока остальные нападавшие, ошарашенные таким внезапным и непонятным отпором из, казалось бы, пустого сарайчика, пытались врубиться, что вообще происходит, я успел всадить в них еще три пули. Скорострельность моего «первенца» была для этого времени просто за гранью фантастики. А главное — дыма-то нет! Они и понять не могли, откуда по ним палят, кто стреляет. Их фузеи, наоборот, после каждого выстрела окутывались таким плотным облаком, что сразу было видно, где сидит стрелок.
Началась настоящая заваруха, не на жизнь, а на смерть. Федька с Гришкой, вооруженные обычными фузеями да пистолетами, отстреливались из окон барского дома, как могли прикрывая меня. Солдаты Орлова, которых эти гады застали врасплох, несли потери, дрались как черти, понимая, что отступать просто некуда. Я же, как заведенный, метался от окна к окну, стараясь выцеливать самых борзых нападавших, тех, кто пытался прорваться к дому или поджечь сараи.
Бездымный порох и нарезной ствол — это была просто песня! Пули летели точно в цель, доставая врагов на таких дистанциях, о которых стрелки из гладкоствольных фузей и мечтать не могли. А то, что дыма не было, позволяло мне мгновенно видеть, куда попал, и тут же выбирать следующую мишень. Нападавшие, привыкшие, что после вражеского залпа есть короткая передышка, пока те перезаряжают свои дрыны, здесь попадали под непрерывный, прицельный огонь. Это действовало на них убийственно, сеяло панику и страх. Они видели, как их подельники валятся один за другим, но не могли понять, откуда прилетает эта невидимая смерть.
Бой шел недолго, может, с полчаса, но мне эти минуты показались вечностью. Наконец, не выдержав таких потерь и деморализующего эффекта моего «чудо-оружия», наемники дрогнули. Сначала один дал деру, потом другой, а затем и вся их банда кинулась наутек, утаскивая раненых и оставляя на земле больше десятка своих жмуриков. Мы не стали их преследовать — сил едва хватило, чтобы отдышаться да своих пересчитать. К счастью, убитых среди наших было немного, но вот раненых хватало.
Вскоре и Орлов со своими солдатами подоспел — они услышали пальбу и кинулись на помощь, но, как говорится, приехали уже к шапочному разбору. Оглядев поле боя и выслушав сбивчивые, полные ужаса рассказы уцелевших, прапорщик только присвистнул, с недоумением глядя на мое еще дымящееся ружье:
— Ну, Петр Алексеевич, удружил… Что за чертовщина у тебя в руках такая? Сроду такого не видывал!
Я же смотрел на свой «СМ» и видел его недостатки. Пару раз его заклинило. Ствол перегрет до предела, мог разорваться в любой момент, а значит нужна другая сталь, оружейная по меркам моего времени. С патронами тоже не все гладко. Просто чудо, что прототип смог выполнить свою функцию.
Слухи о «чудо-оружии» Смирнова разлетелись по округе быстрее лесного пожара. Местные крестьяне, ставшие невольными свидетелями этой бойни (кто-то из челяди в лесу отсиживался, кто-то из-за забора подглядывал), да и солдаты Орлова наперебой рассказывали о какой-то «огненной метле», которая косит врагов без дыма и промаха, о «громовой палке», изрыгающей смерть без остановки. Каждый рассказчик, естественно, добавлял что-то от себя, и вскоре мое скромное ружье превратилось в нечто мифическое, чуть ли не дьявольское. Понятное дело,