Бывало и по-другому, конечно. Когда мы долго и нежно целовались, не торопясь даже раздеваться. Когда мы тянулись друг к другу спросонок, разбуженные утренними лучами солнца, вероломно проникшими сквозь щель в шторах. Эта сова видела, кажется, все оттенки нашей с Евой страсти.
— Ноль три, ноль три… — прошептала Ева, когда мы уже лежали на ее кровати, прижавшись друг к другу так тесно, что было сложно понять, где начинается одно тело и начинается другое. — У меня была подружка, которая говорила, что когда на электронных часах одинаковые цифры, нужно загадывать желание, и оно сбудется.
— Тогда электронные часы — это настоящие фабрики по производству сбывшихся желаний, — хихикнул я. — Можно целые сутки сидеть и ждать. Двадцать четыре желания получится. Нормально так.
— Наверное, так нельзя, это будет нарушением правил, — подумав несколько секунд, сказала Ева.
— Каких еще правил? — хмыкнул я. — Кто придумал?
— Правил мироздания, — Ева осторожно освободила руку и вытянула ее вверх в пафосном жесте. — Такие числа нужно заметить случайно.
— А ты успела загадать на ноль-три? — уточнил я. — А то теперь уже поздно, уже ноль четыре.
— Успела! — Ева показала мне язык.
— Но не скажешь, потому что тогда не сбудется? — засмеялся я и пошевелился. — Ну что, возвращаемся обратно в студию?
— Я вдруг подумала, что правило «не говорить, а то не сбудется» — оно какое-то жульническое, — сказала Ева, подперев голову локтем. — Потому что если ты никому не сказал, то легко можешь соврать, что твое желание исполнилось, хотя ты загадывал совсем другое.
— А зачем говорить кому-то, что оно исполнилось? — спросил я. — Чтобы порекламировать примету «загадай желание на одинаковые цифры на часах»? Думаешь, мироздание получает профит от количества людей, залипающих на эти самые одинаковые цифры?
— Хм… — Ева тряхнула головой и села. — А вот правда! Зачем вот это правило, а? Ну, про то, что нельзя говорить? Типа, если твое загаданное желание не сбылось, и тогда ты неудачник что ли?
— Ну, вообще… — начал я, но тут в коридоре скрипнул пол под чьими-то осторожными шагами.
Глава 22
— Кто это? — не то испуганно, не то недоуменно прошептала Ева. — Папы же не должно быть дома…
— Сейчас проверим, — пожал плечами я и, стараясь не шуметь, поднялся на ноги.
— А если там бандиты? — Ева сжалась, замерла, было видно, как в темноте блеснули белки ее глаз.
Технически, мог быть кто угодно, конечно. Вокруг девяностые, мы наплевательски отнеслись к закрыванию внешней двери, Лео Махно — чувак, прямо скажем, обеспеченный. По обстановке квартиры, которая мало чем отличалась от среднестатистической, этого не скажешь, конечно. Но он с некоторых пор персона публичная, так что это не Ева паникерша. Я ободряюще пожал ее пальцы, скользнул к двери и быстро ее распахнул.
— Ой! — взвизгнул женский голос. А его хозяйка отпрыгнула в сторону, свалив по ходу дела вешалку. Раздался еще какой-то грохот, будто сначала упали какие-то коробки, а потом незнакомка споткнулась об обувь и грохнулась на пол сама. Приключения в темноте — это весело, конечно, но лучше, все-таки, видеть, с кем имеешь дело. Так что я нашарил выключатель, и полушарие коридорного бра залило прихожую неярким мягким светом.
Удивительно, конечно, сколько разрушений может совершить одна маленькая женщина в крохотном кружевном халате! Рогатая вешалка, которая почему-то Леониду Карловичу ужасно нравилась, и он отказывался убирать ее из коридора, несмотря на то, что шкаф у него весьма вместительный, лежала на полу зацепив рогом зеркало. Хорошо, что оно прочно стоит, а не грохнулось на пол следом за вешалкой. Всякие вещи — куртки, плащи, шарф, пара шляп, кепка, зонтики, жилетки и вроде даже штаны — валялись на полу в художественном беспорядке. Хотя пара вещей были наши с Евой, мы раздеваться начали еще с порога. Стопка рассыпавшихся коробок… Когда мы пришли, я краем глаза успел их заметить, но как-то не придал значения, было не до того. А вот теперь они рассыпались, некоторые открылись. И стало понятно, что в них. Женские туфли. Блестящие, красные на бесконечно-высоких каблуках. Много пар. Понятно, рабочий реквизит Лео.
А сама виновница переполоха как раз поднималась на ноги.
— Доброй ночи, — недовольно буркнула она. — Незачем так пугать.
— Вы кто? — спросила, высунувшись из-за моей спины, Ева.
— Я Оля, — буркнула она, старательно запахивая крохотный халатик, цель которого была скорее не в том, чтобы скрыть, а в том, чтобы показать. — Приятно познакомится. Вы Ева и Володя, верно? Дочка Лени и ее жених?
— Ээээ… да, — кивнула Ева. — Но я все еще не…
— Судя по тому, чем вы занимались, вы, барышня, прекрасно себе представляте, какие отношения бывают между мужчиной и женщиной, — все тем же недовольно-капризным тоном сказала женщина.
Лет тридцать, может чуть меньше. Невысокая, с очень пышными формами, я бы даже сказал, выдающимися, лицо тоже яркое. Когда перестаешь пялиться на сиськи, глаза тоже оказываются большими и выразительными. Очень такая секси-красотка, прямо воплощение какого-нибудь хтонического женского божества.
— Он ничего про вас не говорил, — сказала Ева.
— Мне тоже запретил, — покивала Оля. — Но раз уж так получилось, может вы уже оденетесь, и мы что-нибудь выпьем за знакомство?
— Ой, извините! — Ева отпрыгнула назад в комнату и потащила меня за собой.
Щелкнула выключателем, зажмурилась, прикрыла лицо ладонями. Но уши стали ярко-ярко красными.
— Милая, что с лицом? — засмеялся я и обнял свою девушку.
— Ужасно стыдно! — не отнимая рук, проговорила Ева.
— Почему? — удивился я, оглядвая комнату в поисках трусов. И прочих элементов одежды, которые мы как попало разбрасывали.
— Не знаю, — Ева шумно выдохнула, убрала руки от лица и посмотрела на меня. — Правда, почему⁈ Мы же взрослые люди, заявление уже подали… Но почему мне так стыдно?
— Наверное, это какие-то перекосы нашего сознания и воспитания, — сказал я, одеваясь. — Нам все детство вдалбливали, что секс — это стыдно, плохо и все такое. Что до брака нельзя даже целоваться. И еще, там, всякое. А потом все эти правила рухнули